– как тебе здесь нравится, Маленький друг? тебе нравится? ты счастлив? дашь девяносто восемь баллов, потому что штука это хорошая и под нее можно танцевать? Можешь поймать на миндалины и перекидывать с правой на левую? Ты получил удовольствие от общения с моим другом Черепахой? Я думала, этот старый пердун давно уже сдох, хотя пользы тебе от него было не больше, чем от дохлого. Неужели ты думал, он сможет тебе помочь?
– нет нет нет нет через сумрак нет он че-е-е-е-е-е-рез нет…
– перестань лепетать; время коротко; давай поговорим, пока есть такая возможность. Расскажи мне о себе, Маленький друг… скажи мне, тебе нравится вся эта холодная чернота, которая окружает тебя? Ты наслаждаешься этой экскурсией в пустоту, которая лежит перед Вовне? подожди, пока ты не попадешь туда, Маленький друг! подожди, пока не попадешь туда, где Я! подожди этого! Подожди мертвых огней! Ты посмотришь, и ты сойдешь с ума… но ты будешь жить… и жить… и жить… внутри их… внутри Меня…
Оно расхохоталось диким смехом, и Билл осознавал, что голос Оно начал и таять, и набирать силу, словно он одновременно удалялся от Оно… и приближался к Оно. И разве не это происходило? Да. Он думал, что так оно и есть. Потому что, хотя оба голоса звучали совершенно синхронно, один, к которому он мчался, был совершенно инородным, произносил звуки, которые не могли издать человеческие язык или гортань. «Это голос мертвых огней», – подумал Билл.
– время коротко; давай поговорим, пока еще есть такая возможность…
Человеческий голос Оно слабел, как слабеет голос бангорских радиостанций, когда сидишь в автомобиле и едешь на юг. Яркий, слепящий ужас наполнял разум Билла. Вскоре связь с Оно-Паучихой могла прерваться… и какая-то часть Билла понимала, что, несмотря на смех Оно, несмотря на веселье, именно к этому Оно и стремилось. Не просто отправить его туда, где в действительности находилось Оно, но разорвать их ментальный контакт. Разрыв этот означал его полное уничтожение. Разрыв связи означал, что пути к спасению больше нет; он это знал: так после смерти Джорджа родители вели себя по отношению к нему. Это единственный урок, которому научила его их леденящая холодность.
Удаляться от Оно… и приближаться к Оно. Но первое почему-то имело более важное значение. Если Оно хотело съесть маленьких детей, которые остались там, или засосать их в себя, или что там еще хотело сделать с ними Оно, почему не отправило их всех сюда? Почему только его?
Потому что Оно требовалось избавить Паучиху-Оно от него, вот почему. Что-то как-то связывало Паучиху-Оно и Оно, которое звалось мертвыми огнями. Живя в этой черноте, Оно могло быть неуязвимым, находясь только здесь и нигде больше… но Оно пребывало так же и на Земле, под Дерри, в определенном телесном обличье. И каким бы отвратительным это обличье ни было, Оно оставалось телесным… а значит, смертным.
Билл несся сквозь черноту, его скорость все нарастала. «Почему я чувствую, что большая часть разговоров Оно – блеф, бессмысленный треп? Почему? Как такое может быть?»
Теперь он это понимал, возможно… только возможно.
«Есть только Чудь», – сказал Черепаха. И, допустим, это и есть тот самый ритуал? Допустим, они глубоко впились зубами в языки друг друга, не физически, но ментально, образно? И, допустим, если Оно сможет забросить Билла достаточно далеко в пустоту, достаточно приблизит к вечной, неуничтожимой ипостаси Оно, ритуал закончится? Оно освободится от него. Убьет его и выиграет все…
– ты рассуждаешь правильно, сынок, но времени совсем мало, скоро будет поздно…
«Оно боится. Боится меня! Боится нас!»
…он ускорялся, ускорялся, и впереди появилась стена, он почувствовал ее, почувствовал ее в черноте, стену на границе пространства-времени, а за стеной лежала другая вселенная. Мертвые огни…
– не говори со мной, сынок, и не говори сам с собой… благодаря этому тебя легче оторвать, кусай сильнее, если тебе небезразлично, если ты решишься, если тебе достанет смелости, если ты проявишь мужество… вгрызайся, сынок!
Билл вгрызся – не по-настоящему, а мысленно.
Во весь голос, только не своим собственным (если на то пошло, голосом своего отца, хотя Билл сойдет в могилу, так этого и не узнав; некоторые тайны таковыми остаются, и, может, оно к лучшему), набрав полные легкие воздуха, он прокричал: «ЧЕРЕЗ СУМРАК СТОЛБ БЕЛЕЕТ В ПОЛНОЧЬ ПРИЗРАК СТОЛБЕНЕЕТ А ТЕПЕРЬ ОТПУСТИ МЕНЯ!»