- Можно и меня.
- Тебя? Ты что - водишь? - встрепенулся старшина конвоя.
- С малых лет.
- Пойдем, покажешь, - произнес начальствующий шофер, и в его голосе послышалось немалое облегчение, что для технета было не очень-то привычно. - Начальник, этого я забираю. Пока. Дальше видно будет. Отметь номер. Пошли.
- Постой, постой, - запротестовал начальник лесовиков, как бы оскорбившись за свое поруганное величие. - Как это так - "Этого я забираю"? Ты, что ли, тут главный? Если так, то мне об этом сообщить забыли, ты ух не обессудь. Ты станешь забирать, а лес валить кто будет?
- Это твои проблемы, - сказал старшина конвоя. - А чтобы тебе не страдать, ты позвони своему начальству на Базу, - может, они тебе на этот счет мозги продуют. Мне же разговаривать некогда.
И зашагал не оглядываясь, а Милов - за ним, на два шага отставая, соблюдая вежливость. Значит, назначение его можно было считать состоявшимся. Если, конечно, он в ближайшие несколько минут не осрамится, заняв водительское сиденье. Ну и, разумеется, если с пятой колесницей не пришлют шофера из резерва, который там, по соседству с Кругом, наверняка был, хотя и явно небогатый: взяли же они там с ходу этого урку...
Вспоминать об убитом не хотелось, и Милов призакрыл глаза, стараясь сосредоточиться на предстоящем испытании по водительскому мастерству и умению. Конечно, высокого класса он здесь никак не покажет, однако и конкурс сейчас тут пристойный: всего один человек на место. Шанс имеется. У технетов все делается просто. Это преимущество перед людьми у них, несомненно, есть. Преимущество, если вдуматься, весьма и весьма немалое.
Старшина конвоя собственноручно распахнул перед ним дверцу машины, чье дно Милов накануне разглядывал снизу, лежа между колесами.
- Ну-ка, покажи права для порядка... К этому требованию Милов был готов; полученный в ракетной шахте водительский документ был у него наготове.
Старшина осмотрел карточку весьма внимательно.
- Ну, - сказал он и, похоже, даже повеселел немного, - у тебя, я вижу, все в порядке. Сколько времени не ездил?
Милов прикинул:
- Да с неделю, пожалуй.
Оно и на самом деле так было. Улетая из Москвы, он в Шереметьево приехал еще на своем драндулете, который сейчас дремал бы там на стоянке, одновременно грабя Милова - удовольствие это теперь стоило недешево, - если бы провожавшие его дружки не пообещали отогнать машину домой.
- Всего-то? Ну, тогда я тебя и проверять не стану. Влезай, осматривайся. Времени у тебя не так много: сегодня стартуем. Должны сегодня, - уточнил он, словно самого себя убеждая в скором отъезде. Только не обижайся: если пришлют запасного... - Тут он задумался, почесал в затылке: - Хотя, конечно, не сказано еще, какого пришлют... Вот мне в Круге подсунули одного, - у меня водитель заболел...
- Чего-нибудь такого съел?
- Ну, съесть не съел... Пришлось оставить, в общем. Так вот, подсунули мне парня - на язык крутой, а водила средненький, ему только на такси баранку крутить. Зато воровать оказался мастак. Оно и лучше, может быть, что исчез, но вот денег жалко - они на дороге не валяются. Ну, разыщу - посмотрим, кто в проигрыше... Ты мне еще одно скажи: а с этой техникой обращаться умеешь?
Он кивнул на пристроенный в кабине автомат, затем - на лежавший позади, на спальной полке, ручной пулемет.
- Имею опыт.
- Ценно. Тогда у меня все. Спроси, если что неясно.
- Ну что ж, - сказал Милов безразлично. Вставил ключ, повернул. - Бак полный, это хорошо. Так... Вроде бы все нормально, вопросов нет. А что тут - его барахло?
- Чье же еще. Пользуйся, если что-нибудь нужно.
То, что было Милову нужно, он уже заметил: рацию. И уж тут с питанием никаких сложностей не должно было возникнуть.
- Ладно. Если надо будет.
Старшина мог бы уже уйти, но помедлил, словно бы о чем-то задумавшись.
- Слушай: а я тебя не встречал раньше? Словно бы не впервые вижу. А ты меня не вспоминаешь? Ты где ездил раньше?
- Я помню, что ли? - ответил Милов легко: ему, исправному технету, ничего такого помнить и не полагалось, тут он был в своем праве.
- Ну да, конечно...
А старшина, выходит, помнил. Но не объяснять же было ему, что Милова он мог заметить - ночью на дороге, когда конвой выезжал из Круга и водители обстреляли кого-то, кто вроде бы пытался то ли остановить их, то ли напасть... Однако зрительная память у него острая. А водители конвоя, выходит, могут позволить себе и обладать нормальной памятью; и в самом деле, привилегии у них немалые.
Жаль, что пользоваться ими вряд ли удастся долго.
- Ладно, - сказал старшина перед тем, как удалиться по своим делам. Ночью, вернее всего, спать не придется. Так что используйте время для того, чтобы отдохнуть как следует.
Он обратился вдруг почему-то на "вы", что было вовсе не обычно для водителя тяжелой машины при общении с подчиненным. Но может быть, это должно было означать лишь, что отныне Милов - свой, а уважение к своим надо было специально подчеркивать. Тоже привилегия.
- Я ночью выспался, - сказал Милов. - Не ждал, что дела так повернутся.
- Ну, вам виднее. Тогда посидите в кабине, осмотритесь; машины у нас специальные, что-то, может быть, и не сразу поймете. Тоща до вечера успеете спросить - у меня или у кого-нибудь из коллег, все равно. Обживайтесь, в общем. И свое имущество сразу же перенесите в машину. У нас случается так, что времени на сборы не остается: скомандовали - и через пять минут мы уже на трассе.
- Так и сделаю, - кивнул Милов с готовностью. Он задумчиво глядел вслед удалявшемуся старшине.
Ветер, значит, меняется. Меняется ветер...
3
(46 часов до)
Он открыл дверцу, соскочил на землю. А сейчас что за ветер? Откуда и куда?
Воздух сейчас тек на восток. Минуя посты и таможни.
Ветер меняется. Надо понимать - завтра ожидается восточный. И он уж установится на достаточно долгое время. Повадки здешних воздушных потоков Милов помнил хорошо.
"Постой, - сказал он себе. - Все это ты предполагаешь, исходя из того, что переход границы состоится. То есть при хорошем западном ветре. Но ведь ветер-то уже рыскает, он уже явно заходит к северу, и к рассвету может установиться прочный ост. Или норд-ост к осту, на худой конец".
А это означает отмену операции. Во всяком случае, в таком ее варианте. Или если не отмену, то на худой конец притормаживание ее - впредь до попутного ветра. Выжидание.
Чтобы успеть до перемены ветра, конвой должен двинуться в путь сегодня. Но, кажется, сделано уже все, что было в миловских силах и возможностях, чтобы колонна сегодня не отправилась. Границу, как правило, переходят ночью. Что до самого Милова - ему именно эта ночь и нужна тихая, спокойная, неподвижная. Ракеты здесь; те четыре ракеты, которых мир недосчитывался все последние годы. Четыре ракеты - и (он глянул на часы) сорок шесть часов времени. Более чем достаточно для того, чтобы он смог выполнить свое домашнее задание. А когда отсчет прекратится - можно будет спокойно поразмыслить и о дальнейших действиях. Тогда времени будет - без пяти минут вечность.
Размышляя так, Милов неторопливо шагал; конечной целью его был барак, в котором он собирался забрать свою сумку и переселиться на жительство в машину, не дожидаясь конкурента; если даже таковой возникнет (хотя Милов почти уверен был, что не появится никого), то труднее вытеснить человека с уже занятой позиции, чем просто помешать ему овладеть ею. Отойдя от машин, Милов, пользуясь свободой, пошел не по кратчайшему пути, а, наоборот, самым дальним, делая большой крюк. С таким расчетом, чтобы путь его пролег через место вчерашнего поединка. Не потому, чтобы его тянуло туда, как преступника - к месту преступления; подумав так, Милов только усмехнулся. Но затем, чтобы убедиться в том, что тело укрыто от случайного взгляда, а также и выгрести из своей лесной кладовки все, что там еще оставалось, поскольку эти места, как говорила все та же интуиция, он в обозримом будущем покинет уже, скорее всего, навсегда.
Кроме того, была и другая надобность удлинить путь: Милову лучше всего думалось, когда он мог вот так - неторопливо, безмятежно - шагать, протяжно и глубоко вдыхая сосновый воздух.