– Не отказывайте мне, дядя. («А это что-то кавказское», – будет комментарий).
Кто говорит как пишет?
Слова, которыми озаглавлена эта часть книги, частично принадлежат Фамусову. Не любя Чацкого, Фамусов тем не менее дает самую высокую оценку коммуникативным умениям несостоявшегося ухажера своей дочери. Говорить как писать может не каждый. Говорить как писать (но без бумажки) в состоянии тот, кто в своей жизни много прочитал и читает. Говорить как писать – владеть разностильем родного языка. Тот, кто говорит как пишет, не задумывается о правильности сочетания одного слова с другим – правильность воспроизводится автоматически, опираясь на резервы словесной памяти.
Психолингвисты 60-х годов прошлого века упорно искали механизмы речи. То, что они нашли, частично опиралось на речевую патологию. Ответ на вопрос, как же человек продуцирует речь, был не очень определенным, хотя методисты иностранных языков (в т. ч. и русского как иностранного) по инерции цитируют некоторые работы. Ответ на вопрос, как же человек порождает речь, искали и в исследованиях детской речи, и это было «теплее». Хотя… опять отсутствие какой-либо определенности. Никак не получалось напрямую соотнести языковую систему и результаты. А ларчик открывается просто. Это доказала работа Б.М. Гаспарова «Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования» (1). Вслед за Гумбольдтом и Штейнталем Б.М. Гаспаров считает язык не изделием, но деятельностью, не феноменом, не единой сущностью, но броуновским движением частиц опыта говорящих. Он не ищет нейрофизиологических параметров, которые соответствовали бы категориям какой-либо лингвистической теории. Б.М. Гаспаров говорит о языке как о разговорных кусках языкового опыта, как о цитации из конгломерата языковой памяти человека. Человек говорящий пользуется языком, но не осознает это свое умение. Именно это неосознанное умение является альтернативой традиционному (традиционным) лингвистическому описанию (лингвистическим описаниям). «В опыте говорящего субъекта каждая словоформа оказывается погруженной и растворенной в своей собственной, только ей свойственной среде потенциальных употреблений» (1, с. 86). И далее – «…основой владения языком, обеспечивающей говорящим успешное обращение с ним, признается не языковая рефлексия, но языковая память» (1, с. 117). И в самом деле, чем ломать копья относительно непривычности гаспаровской теории, лучше не смешивать языковую рефлексию лингвиста и практику говорения. Неужели носитель русского языка, желая сказать, что он доволен своим отдыхом, лихорадочно вспоминает, как образуется творительный падеж? И обогащают ли языковую личность носителя того же языка знания о системе падежей (а он и так никогда в них не ошибается)? Оставим лингвисту лингвистово. Примем теорию Б.М. Гаспарова, поскольку она заряжена основательной объяснительной силой. В соответствии с этой теорией в памяти говорящего хранятся отрезки речи разной длины (чаще всего сочетания двух – четырех словоформ). Эти отрезки – коммуникативные фрагменты – являются стационарными частицами языкового опыта говорящего. Кстати, попутное замечание о сложившейся давным-давно школьной практике – пересказать своими словами стихотворение А.С. Пушкина, допустим. Где школьнику взять свои слова? Свободное владение речью начинается не раньше десятого класса, а «наше всё» проходится, начиная с начальной школы. И вряд ли слова «нашего всего» подобраны хуже, чем это сможет сделать ученик. Сами-то пробовали?
Короче, хочешь хорошо говорить – читай. Ну, конечно, и слушай, что говорят вокруг. Но чтение даст несравнимо больше коммуникативных фрагментов – ведь в книгах реализованы различнейшие социальные сферы, в каждой звучит разнообразие языка. Как не отдать должное модному термину… Дискурс! Дискурс в понимании одних – речевая реализация языковой сущности текста, других – коммуникативный процесс, обусловленный экстра-языковыми факторами, третьих – функционирование языка в реальном времени, четвертых – условия производства текста. Текст осуществляется в режиме off-line, дискурс – в режиме on-line (это понятнее?). Текст – вот он, передо мной, а дискурс неуловим. Неуловимый? Почему? Потому что никто не ловит? Да нет…
Текст – «кто-то – где-то – когда-то». И это зафиксировано на бумаге, на экране, на дискете, на флешке…
Дискурс – «я – здесь – сейчас». Зафиксировать не получается.