Всё еще непонятно? Разберемся.
Разграничение понятий текста и дискурса на материале художественного речевого произведения интересно выполнено петербургским лингвистом М.Я. Дымарским (2). По концепции последнего, текст является носителем информации, средством ее накопления, генератором смыслов. Текст представляет собой «упакованную» коммуникацию; он включает (в свернутом виде) все элементы коммуникативного акта и сигналы для их дешифровки. Текст лишен прикрепленности к реальному времени, он существует в физическом времени не сам по себе, а лишь в оболочке материального объекта-носителя – слова. Дискурс же существует только в реальном физическом времени, не способен накапливать информацию и исчезает после своего завершения. В полной совокупности записать, зафиксировать дискурс невозможно, как невозможно остановить мгновение.
Проиллюстрируем вышесказанное отрывком из работы И. Кудровой, посвященной выяснению обстоятельств пребывания С.Я. Эфрона – мужа М.И. Цветаевой – на Лубянке:
…Не только протоколы допросов, но и воспоминания уцелевших никогда не восстановят достоверности того, что там происходило. …Как далеки от идентичности реальные диалоги, звучавшие в комнате следователя, и те, которые фиксировались на бумаге… Слишком часто эти протокольные листы… казались мне иероглифами.
Это тот случай, когда есть текст, но исчез дискурс.
А вот пример невероятной редукции, свернутости текста, содержащего все необходимое для дешифровки коммуникативного акта.
Из объяснения Левина и Кити:
– Я давно хотел спросить у вас одну вещь.
Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
– Пожалуйста, спросите.
– Вот, – сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, ч, н, и, т? Буквы эти значили: «Когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?»
Читатель сам восстановит в памяти эту своеобразную переписку героев, кончившуюся обоюдным объяснением в любви. Дискурсом же тут является сам процесс взаимного притяжения героев в авторском повествовании.
Думается, что то, что называется у М.Я. Дымарского текстом и дискурсом, иллюстрируется вышеприведенными примерами достаточно ясно.
Почему же все-таки разграничение этих двух понятий проводится робко и не всегда последовательно? Отсутствие определения понятия «текст» заставило исследователей обратиться к понятию «дискурс» (поначалу дискурс был синонимом диалога, а диалог – это не одно предложение, следовательно, с помощью дискурса можно было попытаться обозначить нечто сверхфразовое). Многозначность термина «дискурс», развившаяся в лингвистике текста в последние годы, это допускала.
Как принято, обратимся к народной мудрости. Процессуальность, по сути дела, отражают следующие пословицы:
Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
Его слова на воде писаны.
Плевка не перехватишь, слова не воротишь.
То же бы ты слово, да не так бы ты молвил.
Результативности посвящена одна:
Что написано пером, не вырубишь топором.
Как видно из пословиц, русский менталитет всегда уделял большое внимание именно процессу создания словесного результата. И именно поэтому еще нельзя утверждать, что текст и дискурс – синонимы. Текст отвечает на вопрос: что создано, дискурс – как создано речевое произведение, как шел сам процесс и, предвосхищая последующее изложение, как пойдет процесс восприятия текста адресатом.
А теперь обратимся к режиссерской мудрости. Тот, кто ставит на театральных подмостках пьесу (текст), создает дискурс (спектакль). Вот что писал известный режиссер А. Эфрос, размышляя о сценических проблемах (они удивительно близки нашим):
Матч транслировали прямо со стадиона, но могли бы транслировать и назавтра, записав вчерашнюю игру на пленку. Но тогда мы хотя и смотрели бы то же самое, а переживали бы уже не так. Потому что ведь и счет матча был бы известен и многие подробности также. Но даже и без этого – одно сознание, что это было вчера, а не сейчас, ослабляло бы наш интерес. И в театре все должно происходить сегодня, сейчас и на самом деле…
Ах, сколько ужасно важных вещей об искусстве можно понять, посмотрев хороший хоккейный матч.