-16-
На этот раз синоптики не ошиблись. Не успели съёмщики походить и неделю, как зарядили обложные дожди. Небо напрочь затянули свинцово-серые тучи, цеплявшиеся за макушки кедров, всё затихло, только слышался занудливый стук дождевых капель, то затихающий, то переходящий в сплошной барабанный грохот какой-нибудь нанюхавшейся металло-группы. Никуда не выйти, ничего не сделать. Уже спины и бока отлежали, и всё чаще стал слышаться безнадёжный вой парней, заглушающий беспрерывную попсовую какофонию, доносящуюся из осипшего от подсаженных батарей транзистора. Карты надоели, отбитые носы вспухли, чай с сухарями уже не лез в горло, от сигарет першило и мутило, трепаться было не о чем, спать уже невмоготу. Все собирались в шефской палатке, и он рассказывал тогда что-нибудь из прочитанного и особенно запечатлевшегося в памяти или пытался разъяснить в своём понимании всякие политические ситуации в мире, особенно интересовавшую слушавших тихую крадущуюся китайскую экспансия и когда она сменится интервенционным навалом. Когда малость разведрилось, отчаявшийся Иван Всеволодович побежал на речку, но не добыл ни рыбёшки, задремавшей в неподвижных канавах и под обрывистым берегом, и только вымок до нитки. Зато порадовался, наблюдая, как геохимики – техник и двое рабочих, по дурости расположившиеся лагерем на берегу реки, перетаскивали, раздевшись до трусов, палатки выше по ручью, спасаясь от вспухшей реки, выплеснувшейся на берег. И их ручей превратился в грозный горный поток, с рёвом в стремительной скорости проносящийся мимо, с грохотом переворачивая булыги и обламывая береговые кусты.
Однако, как и хорошее, плохое тоже когда-нибудь кончается. К середине месяца стало проясниваться. Ловили каждый более-менее сухой день, не гнушались и половинкой, навёрстывая украденное дождём время. Одолевали расплодившиеся словно от взрыва биологической бомбы комары, мошка и клещи. Приходилось постоянно мазаться, но пот слизывал мазь, и от этой смеси ещё сильнее саднило кожу, а солнце ещё и подогревало разъеденные места. Открытые запястья напухли, надбровные дуги набрякли, уши обвисли, и всё тело нестерпимо чесалось в энцефалитной мультиварке. Все изрядно потеряли в весе, а Иван Всеволодович вообще превратился в ходячий скелет с бородой. Но он не давал передышки ни себе, ни помощникам. И так до конца августа. Они вкалывали, не прерываясь и тогда, когда начался ход горбуши на нерест. Народ сошёл с ума, а вертолёт прекратил транспортировку, сосредоточившись на доставке десанта VIP-браконьеров к нижнему течению речки, где шло массовое истребление рыбы, прорвавшейся через заградительные сети сейнеров, вставших на якоря у самого устья. Конечно, и геологи не остались без красной рыбы и красной икры, но на рыбалку Иван Всеволодович отпускал поодиночке и лишь на полдня. Хранить рыбу в запасе было негде – даже в холодном ручье она белела и портилась уже на третий день, а возиться с чисткой икры было хлопотно, никто не хотел, предпочитая полежать, но на еду хватало вдоволь, и то ладно. В конце месяца, когда выдохлись окончательно, и назревал нервный бунт, начальник, скрипя жёстким сердцем, объявил отдых, но сам, уговорив Витька, подался пешедралом на Марьинское, поскольку попутного вертолёта в ближайшие дни не предвиделось. А быть там ему очень надо: геохимики, буровики и горняки начали работать враздрай, заботясь не об общем деле, а о собственном теле, И Рябцев по молодости и неопытности не мог сладить с оборзевшими руководителями работ.
Шли, ориентируясь по топокарте и делая частые зарубки-затёсы, чтобы вернуться тем же маршрутом. Шли, не напрягаясь, огибая сопки по склонам, стараясь не влезть в чащобу и не попасть на курумники. Шли весь день без продыху, несмотря на постанывания Диджея, и добрались-таки уже в сумерках, осилив порядка двадцати километров. Не веря, что утро вечера мудренее, Иван Всеволодович не стал откладывать неприятные разборки в утренний ящик и сразу после поднадоевшего рыбного ужина попросил Николая позвать бурового мастера. Тот пришёл в грязной спецовке, небритый, нечёсаный, весь какой-то помятый и в явном подпитии. Привёл с собой и ординарца, не лучшего видом, который присел на ящик у дверей, а мастер остановился, не доходя до стола, за которым сидели оба геолога, и, злясь заранее, не здороваясь, спросил повышенным хриплым голосом:
- Чего звал?
Ивану Всеволодовичу не приходилось с ним работать раньше.
- Почему не работаете? – пробасил, хмуро вглядываясь в наглые влажные глаза, говорить по-хорошему с таким не хотелось. – С понедельника, - а сегодня был конец субботы, - начинайте в полную силу.
Мастер переступил с ноги на ногу, отвёл, усмехнувшись, взгляд в сторону.
- И без тебя знаем, когда начинать и кончать. Слишком много вас, командиров, развелось!
Иван Всеволодович, сдерживаясь, поиграл желваками.
- Сам буду проверять соответствие актов обмера выполненному бурению, завышение актов не подпишу. И чтобы не было в лагере водки и бормотухи!
- Да пошёл ты! – Строптивый мастер повернулся и хотел уйти, но Иван Всеволодович стремительно выскочил из-за стола, успел схватить его за ворот у шеи, сжать так, что у того вздулись на шее жилы, а грубиян захрипел, раззявив рот и в отчаяньи вцепившись в мощные клещи геолога, пытаясь отнять их от горла. Но не мог, силёнок явно не хватало.
- Не выйдешь на работу, попробуешь вот этого, - поднёс к носу пленника внушительный кулачище, сопроводив угрожающий жест таким четырёхэтажным матом, что у несчастного глаза на лоб полезли. Потом, не сдерживаясь, с силой толкнул так, что мастер спиной вышиб дверь и вылетел из домика безвольным кулём. Не ожидая расправы, поднялся с ящика ординарец и, сторожко глядя на разъярённого лохматого начальника-зверя, подался следом за вылетевшим.
- Так бы и сказал, - пробормотал испуганно и испуганно выскочил на волю.
Николай осторожно засмеялся.
- Геохимика звать?
- Зови, - разрешил Иван Всеволодович, кляня себя за несдержанность, за то, что так безобразно разрядил нервное напряжение последних дней. – И не бери с меня пример.
Геохимика не пришлось звать, он пришёл сам, сразу, как будто только и ждал за дверью, когда выкинут тело буровика. Одет в опрятный спорткостюм, причёсан и вымыт, произвёл бы приятное впечатление, если бы не знать, что опробование завалил. Уверенно, однако, прошёл к столу, ни словом не обмолвившись об инциденте с предшественником, и сразу же, понимая, чего от него ждут, приступил к объяснениям:
- Мы, конечно, здорово притормозили, каюсь – виноват, но тому были и причины: непогода, болезни, горбуша. Обещаю, что за пару недель отставание ликвидирую, - и замолчал, поскольку больше и говорить было не о чем.
- Договорились, - подвёл итог сверхкороткого совещания старший геолог и поднялся, еле удерживаясь, чтобы немедленно не свалиться от усталости на нары.
На утренний радиосеанс явились, как и положено, все четверо руководителей работ. Из экспедиции переговоры вёл сам начальник.
- Иван Всеволодович, доложи обстановку, - попросил для начала сообщения главного руководителя на важнейшем объекте экспедиции.
Тот был предельно краток:
- Обозначилось значительное отставание геохимических и буровых работ. Особенно беспокоят частые аварии, дезорганизация и необъяснимые простои буровой бригады.
- Мастер там? – сердито спросил начальник.
- Здесь я, - выдвинулся виновник к микрофону.
- В чём дело? Ты опять баламутишь?
- Да сделаем, - заблажил мастер, повысив голос, - нагоним, пусть нам только не мешают, а то уже и до мордобоя дорвались.
- Ну, и что, - поинтересовался начальник, - врезал он тебе?
- Нет, но…