После того, как он сделал укол обезболивающего в холодную руку напарника, фонарь пришлось выключить, батарейки скоро сядут, надо экономить заряд. Темнота и тишина вокруг давили почти физически, наваливаясь тяжелой толщей.
— Колоб, расскажи что-нибудь, а то я счас завою, — укол, видать, подействовал, так как голос у Тюбика немного оживился.
— А что тебе рассказать? Хочешь сказку?
— Угу, про Колобка, — они тихонько похихикали над получившимся каламбуром. — Давай, как ты попал в Зону. А потом я про себя.
Значит, напоследок, о самом сокровенном. Обычно сталкеры берут за правило, ни слова о жизни вне Зоны. По крайней мере, ни слова правды. Но сейчас не тот случай, можно и пооткровенничать.
— Ладно. Ну, значит, дело было так…
И Колобок долго, подробно, рассказывал напарнику свою «историю любви». Как-то, уже несколько лет назад, поехал он в гости к школьному другу, на море. Отдохнуть, повидаться, предаться холостяцким летним утехам. И встретил там «свою» женщину. То, что это его женщина, он понял сразу, с первого взгляда на высвеченную солнцем рыжинку в длинных каштановых волосах и точеную, женственную фигурку. А когда она блеснула на него ясной задорной зеленью глаз из-под темного бархата ресниц, то он пропал навсегда. Набравшись невиданной смелости, пригласил красавицу на свидание. И, о чудо, она, смеясь, не отказала. Потом уже он увидел кольцо на безымянном пальце, оценил аромат дорогих духов и заметил, что приехала она на крутом кабриолете, небрежно припарковав его у кафе. Она была немного старше и отдыхать умела. Для отдыха ей нужны были море, солнце и восторженный поклонник. Он дополнил комплект. Ей было с ним весело.
Две недели пролетели, как один миг.
Она уезжала, он был в трансе.
За время, проведенное с ней, Колобок, а тогда совсем молодой, коренастый блондин по имени Артем, выяснил, что муж у нее дивно богат, хоть и нелюбим, и не променяет она свою обеспеченную жизнь ни на какой рай в шалаше. И он задал ей вопрос, круто изменивший его жизнь навсегда. Он спросил ее, а будь он богат, она стала бы его женщиной? На что она ответила «Да, конечно, ты мне нравишься».
Зона была самым быстрым, относительно честным способом разбогатеть.
Он бросил все, дом, пожилых родителей и с головой ухнул в осуществление своей мечты.
Попав в Зону, он, конечно, переоценил свои приоритеты. Зона затянула его, как и многих таких же искателей, заманила адреналином и чисто мужской романтикой. Но Колобок совсем не жалел об этом и уже не рвался воплотить заветную мечту в реальность. Хотя, иногда, вспоминал с тоской яркие солнечные искры в глубине зеленых глаз.
— Ну, вот и вся история. Развлек?
Тюбик молчал. Колобок потряс товарища за плечо.
— Что-то мне хреново, друг, — совсем тихо прошептал напарник.
Колобок подсел еще ближе и сжал обмякшую ледяную кисть руки.
— Колоб, давай помолимся. Ты своему богу, я своему.
— Тюбик, не надо так, мне страшно.
— Вот и молись, может хоть ты выберешься, а я попрошу за тебя тоже.
Напарник тихо бормотал что-то на своем родном языке.
И Колобок начал вспоминать, как бабушка читала над ним «Отче наш», когда он, маленький болезненный мальчик, лежал с воспалением легких и сгорал от высокой температуры. И его губы теперь сами шептали слова, никогда им не произносимые, выкапывая из недр памяти заветные строчки. И волосы на руках вставали дыбом от страха за друга, от страха остаться одному в темноте и от страха близкой, как никогда, смерти.
Он не заметил, как просидел в таком ступоре несколько часов, раз за разом повторяя молитву. Очнулся Колобок от того, что дико замерз, сидя на бетонном полу, затекшая спина ныла и больно впивалась в бок торчащая из обломков арматура. Тюбик затих. Пульса не было.
Он немного поплакал над другом и стал вслух вспоминать их совместные ходки. Весело им было вместе. И грустить приходилось только по погибшим немногочисленным товарищам. Потом долго обсуждал с молчащим Тюбиком, кто будет по ним поднимать стакан не чокаясь. А затем развил целую дискуссию, нарочито громко разговаривая с напарником, стараясь заглушить невозможную тишину в их личном саркофаге.
— Знаешь, Тюбик, ведь в Зоне у каждого своя религия, своя вера во что-нибудь, свой храм внутри где-то. Конечно, у некоторых этого храма и вовсе нет, не нужен он им. А у меня есть, наверное. Мы с тобой были совсем неплохие люди. Зла никому не делали, даже не желали. Ну, есть у меня грешок, я родителей бросил одних, каюсь. Старенькие они у меня уже. Скучаю по ним, жуть как. Вот, если выберусь, точно, обещаю, брошу все и вернусь к ним.
Э-эх, как хочется выбраться. Мне ж только двадцать семь лет. Вся жизнь впереди.
Была.
Ты за меня попросил, я знаю, за себя не успел, а за меня попросил. Натура у тебя такая. Ну почему добрых людей так мало, а? Был бы Кондор добрым человеком, не угробил бы нас. Из-за карточного долга, двоих. И как он спать будет после этого. А давай ему в кошмарах станем сниться. Всю жизнь. Во прикол будет…
Колобок ненадолго замолчал, обдумывая поступок Кондора. И как он прозевал такое предательство с его стороны. Ведь подставлял их Кондор всю дорогу, гранаты не дал, себе оставил. Сейчас все ранее не замеченные нестыковки в поведении старшого всплывали в памяти, выстраиваясь в совершенно логичную цепочку. Кондор слишком хорошо знал расположение аномалий вокруг гаражей, знал, где находится подвал. И в глаза не смотрел. Вероятно, он планировал заранее, что избавится от них в случае удачного сбора хабара.
— Сволочь он, Тюбик. Вот выберусь назло ему отсюда, найду гада. Отомщу за тебя, друг.
Молиться, говоришь… Только и остается молиться. Просить спасенья. Больше ж не на кого надеяться. Я буду просить у всех сразу. Так, с кого начать…
Он прочитал еще несколько раз «Отче наш» и так как больше молитв не знал никаких, начал сочинять сам.
— Если бы я был древним египтянином, к кому бы я обращался? Правильно, Тюбик, к Ра. А еще у них был Анубис, Гор, Сет, Изида. Больше не помню. И почему я плохо в школе учился? Помню, еще Тор был, но, кажется, главным у скандинавов. А у славян — Ярило, солнце. Очень хочется снова увидеть. Дальше. На востоке: Будда, Кришна, Конфуций, хотя, он, кажется, и не бог, а просто прислоненный к ним святой дядька. У греков и римлян — целая плеяда. Зевс — главный бог, Хронос… — и он продолжал перечислять всех, кого смог вспомнить, не забывая повторять им свою низменную просьбу. Он истово просил найти ну хоть какую-нибудь причину оставить его в живых. Ему как никогда, яростно хотелось жить.
Колобка лихорадило от возбуждения и усталости, он давно потерял счет часам. Измученный всем пережитым, с сорванным до шепота голосом, решил сделать перерыв и поспать. Из валяющихся обломков ящиков бедолага соорудил себе настил, заполз на него и уснул, провалился в мутную дрему.
Разбудила его мелкая настырная дрожь пола, которая заставляла дробно стучать друг о друга обломки досок, на которых он лежал. Воздух вибрировал, отдаваясь во всем теле и слышно было, как снаружи нарастает гул, проникая сквозь толстые стены.
— Вот только выброса нам и не хватало для полного счастья, — посетовал Колобок, обращаясь к потолку.
Гул нарастал, медленно приближаясь к апогею. Колобок свернулся калачом на досках, зажав голову, грозящую взорваться, руками. Так близко от центра Зоны он первый раз переживает выброс. Ощущеньице — ничего себе. Перед глазами плясали разноцветные круги, а уши заложило до боли в скулах. Бушевало несколько часов. Окончание выброса ознаменовалось диким грохотом где-то совсем рядом и приливом свежего воздуха в подземелье, где были замурованы сталкеры. Наступила тишина.