Время двигалось к полудню, становилось все жарче. Дорог или каких-то тропинок, указывающих, что здесь могут находиться поблизости люди, не было. Настроение падало, отчаяние накатывало стремительно. Пыталась несколько раз залезть на дерево, но не получалось. Не то тело, да и умения забылись, летА сказывались не хило. Я злилась, ругаясь на себя в голос. Уже подходили к концу вторые сутки моего блуждания по лесу, а выхода все не было.
Так прошли еще двое суток. Устала. Отчаяние отступило, и поселилась глухая тоска. Уже все было съедено, даже сухой геркулес, и только пила воду, которую везла в опустевшей бутылке из-под вина и в пластиковой полуторке. Благо родники находились. Пыталась искать что-то съедобное, но до ягод еще было далеко, какие травы или корешки можно есть, не знала, а грибы боялась. В них я тоже полный ноль, особенно в весенних. Но все же пробовала и пыталась вспомнить все, что читала про травы в инете. Как-то нарвалась на щавель. Но его было мало, да и после оставалось ощущение кислоты, сгущалась слюна, и хотелось пить. Чувствую, что немного похудела, потому что легче двигалась.
— Хоть в этом польза, — тоскливо думала я.
Как-то, взглянув в зеркало, удивилась, что корни волос потемнели, а также брови и ресницы. Или мне так показалось? По крайней мере, лицо как-то посвежело, несмотря на голод, и кожа местами натянулась. Исчез второй подбородок. Я отнесла все эти изменения голодом или затягиванию меня к себе другим миром. Зарядка телефона заканчивалась.
— Скоро мой компас сдохнет, — посетовала я и выключила его, оставив несколько процентов, на всякий случай.
Присев под высокий куст, обтерла лицо и шею влажной салфеткой, попила воды. В животе заурчало. Поморщивсь, прикрыла глаза.
— Вот посижу пару минуток и вновь пойду неизвестно куда, — вяло подумала я и тут же почувствовала, что на меня кто-то смотрит.
Резко открыла глаза и увидела перед собой мужичка небольшого роста, пожилого, с рыжей бородой и усами, в плисовых штанах, заправленных в стоптанные сапоги, алой выцветшей рубашке и кожаном потертом жилете. Черный кушак опоясывал кряжистую фигуру, за которым засунут небольшой топор.
— Леший!
Я вздрогнула и обалдела.
Он внимательно оглядел меня и резко выкрикнул:
— Кир за?
Меня взяла оторопь.
— Какая «кирза»? — подумала я, — Что он городит.
— Кир за? — вновь вскрикнул он и вытянул вперед указательный палец. Маленькие карие глаза его смотрели насторожено. Вторая рука уже легла на топорик.
— Еще немного и он на меня нападет! — испугавшись, я мгновенно вскочила на ноги и помотала головой:
— М-м-м-м… я-а-а-а…
Леший отскочил в сторону. По росту мне он едва доставал макушкой до плеча.
— Кир за? — вновь взвизгнул он, — Кара думан?
Я опять не поняла, только открывала рот и что-то мычала от неожиданности и страха. Тот, видя такое мое беспомощное состояние, успокоился, засунул свой топорик за пояс и показал знаком на свой рот, потом на язык, потом как будто его отрезают. Я уставилась на него и вдруг поняла, что это выход!
— Надо притвориться, что не могу говорить, и тогда мне будет легче в знакомстве с местным народцем. Кто там еще, кроме лешего? Кикиморы, водяные?
Я вновь жестами показала, что иду долго, хочу пить и есть. Тот пригляделся, потом постоял и кивнул, поняв что-то для себя, поманил за собой. Развернувшись, бодро пошагал, оглядываясь, иду ли за ним. Я подстроилась под его скорость. Несмотря на небольшой рост, двигался он шустро и я еле успевала. Вскоре мы вышли на небольшую просеку, где стоял шалашик и вокруг костерка сидели такие же лешики. Они варили что-то в котле, и запах еды заставил сглотнуть слюну. Сейчас была готова на все за одну миску похлебки. Увидев нас, мужички вскочили и загалдели. Я остановилась поодаль, а леший подскочил к своим и начал что-то быстро говорить, размахивая руками и по отдельным жестам, поняла, что тот рассказывает про меня и то, что я немая. Они притихли и повернулись ко мне, внимательно разглядывая. А я разглядывала их.