Вова путается в мыслях, не может сосредоточиться. Он будет таким же бородатым, и улыбаться теперь нельзя, странно... а если он случайно улыбнется или засмеется? Сразу ведь невозможно отвыкнуть. В сущности, что изменится? Будет на рассвете распевать эти гимны, а по субботам ходить в сарай, интересно, как там внутри у них все устроено, в этой церкви ихней... а, блин, с церквями надо еще разобраться! Так... церковь Святого Лазаря в Ларнаке, Ларнака это по ихнему - гроб, откуда мощи Лазаря якобы были переправлены в Константинополь, а на самом деле выкрадены и сохранены семьей, теперь они тут, в сарае, тьфу ты! Сарай и сарай, так ведь и назовет эту их главную святыню сараем... дальше. Монастырь Агнос Неофитос в Пафосе, Киккос в горах Тродоса, тьфу, китайская грамота! А лазариты жили в Лемесосе, рядом с монастырем Святого Николаса, оттуда и кошек своих привезли... так... турки их притесняли, все такое... потом вообще обнаглели - стали совать монахам в рот уздечки и ездить на них, повесили кипрского архиепископа, обезглавили митрополитов, этих... а, игуменов. Семья бежала сначала в горы, а потом переправилась на корабле в Россию, это было в 1821 году... с собой они вывезли - мощи святого Лазаря Четверодневного, Евангелие Святого Лазаря, берцовую кость Апостола Варнавы, несколько кошек и котов из монастыря Святого Николаса и Евангелие от Матфея, найденное на груди Апостола Варнавы в его гробнице. Теперь надо пройтись по епископам. Кирилл Пафский, Геласий Саламинский, Спиридон Тримифутский...
В ночь на Лазареву Субботу Вова плохо спал, сны снились нехорошие. Ну например – стоит он на шатком-прешатком железном балконе, а внизу расстилается море. Вове страшно даже пошевелиться, вся конструкция вот-вот рухнет, а плавать он не умеет. Или про парашу. Тужится он на параше... в смысле, в отхожем месте, в камере, и тут вдруг входят гости и начинается шмон, ищут наркоту. И его сгоняют с параши, а там, бля! Полная параша пластилина! И так выходит, что это его наркота, а он же ни сном, ни духом... а тихарь уже шмоняет по карманам, и там! Вова что-то стал им доказывать, мол, не мое, то-се, тут его и вырубили ударом в башку... Проснулся. Елена говорит, что ничего страшного, что он просто волнуется перед обрядом, может и так... опять феня полезла. Елена-то промолчала, он сам спохватился.
Сегодня все женщины в красных мешках, а мужики в белых, так теперь до Пасхи и будут ходить, всю неделю, это у них самые главные праздничные дни. Сейчас еще теплынь, а в прошлом году какая была мерзкая погода - ветер, мокрый снег, по ночам заморозки, а они в мешках разгуливают. Вове даже смотреть было холодно. Сегодня утром ему тоже принесли надеть это белое, выглядит он теперь как полный... короче, лучше в зеркало не смотреться, на других он уже попривык видеть, а сам вот... особенно раздражает, что руки остаются голые. Елена побрила ему голову и все тело, затем натерла хвощевой мазью, он ее не расспрашивал, надо так надо... и так понятно, типа новая жизнь начинается, все такое... вот только не ясно - если такие серьезные приготовления, неужели все равно могут выгнать? Ну, перепутает он с перепугу какого-нибудь Юстиниана с Димитрианом, и чего? Ногой под зад? Вот про это Вова спросил. Елена считает, что все будет хорошо, успокаивает… мол, если он твердо решил остаться, то все это поймут и он останется, понятно, если бы зависело от нее... успокаивает.
Под окном голоса, похоже, за ним уже пришли... Вова силится вспомнить, как звали старуху, пожалевшую для Лазаря гроздь винограда, и не может... черт! А ведь знал. Вот так все и повылетит из головы, и в школе так было...
Вова выходит на крыльцо, смотри-ка, да тут вся семья в сборе! Даже старших пацанят привели, Прокла и Антония. Близнецам по двенадцать лет, а они возятся, как котята, щипают друг друга и постоянно хихикают... а к пятнадцати уже должны быть как все. Чудеса, это же дети, ну посмотрим...
Выход Вовы сопровождается трещотками и радостным улюлюканьем женщин, его окружают, ведут к сараю, а дорога выложена еловыми ветками, они колются, щиколотки-то голые... к Святилищу, тьфу ты господи! Перед самым входом женщины осыпают Вову разноцветными хлебными шариками... один шарик больно ударяет в переносицу, придумали, блин, идиотское конфетти, оно ж как глина. Он опускает голову, мало ли... Все женщины остаются снаружи, и Елена... и близнецов не пустили...
Внутри Святилища Вова ожидал полумрак, но это же мрак какой-то полный, темень! Не видно даже собственных рук. Его слегка направляют, подталкивают, ведут куда-то... Вова предупрежден, что нельзя говорить, пока не начнут задавать вопросы. Спрашивать будет сначала старик Анфемиос, потом остальные, скорей бы уж... эта темнота и молчаливое шарканье ног начинают его раздражать...