Выбрать главу

…И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион, иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке,

А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!»

Жалко тренера, он тренер неплохой, да Бог с ним,

Я ведь нынче занимаюсь и борьбой, и боксом,

Не имею больше я на счёт на свой сомнений,

Все вдруг стали очень вежливы со мной – и тренер…

Владимир Высоцкий «Песня про конькобежца-спринтера»

За завтраком в день отбытия поезда в Лондон в руки сестрёнок Патил прилетел конверт с письмом, от прочтения которого они повеселели и засияли от радости. И я, кажется, даже догадался, почему – за пару недель до этого по всем телеканалам верещали, кто с радостью, кто с унынием, о провозглашении Социалистической Республики Гуджарат, ориентирующейся в своей внешней политике на Раджастан, Пенджаб и Россию как покровителя, отмене в означенной республике кастового строя и ликвидации всех ревнителей устаревших обычаев. Так что теперь Парвати и Падма могли не опасаться, что какой-нибудь богатый старикашка-брахман купит их у родителей для роли безгласных наложниц – теперь этот обычай, как и многие другие, по образу и подобию остальных держав континентальной коалиции объявили незаконным и подлежащим суровому наказанию. Так что в первые же дни после освобождения гуджаратцы извели всех жрецов и богачей как явление – видать, крепко они там людей достали…

Собственно говоря, сестрёнки это моё предположение только подтвердили, заглянув в купе попрощаться – как выяснилось, своим письмом отец и мать отозвали дочерей из Хогвартса с целью перевода их на обучение в школу в Пенджабе, где социалистический строй уже успел устояться. Более того, Раджив Патил, их отец, в последние годы брахманского владычества был комиссаром партизанского отряда, и теперь после освобождения стал председателем областного совета. А главный в семье ревнитель веры, их дед Нарендра Патил, на религиозной почве насмерть рассорившийся с сыном, не пережил освобождения. Так что мы все пожелали сестричкам удачи и договорились переписываться, если, конечно, почта сможет перелететь через линию фронта.

Но вот и дом, и меня снова встречает моя любимая Дора, кинувшаяся мне на шею, задушившая в объятиях и осыпавшая поцелуями. Так до ночи мы вместе и проходили, крепко обнявшись, и предсказуемо проснулись вместе.

Заглянувший в гости Бродяга был уже в курсе того, что произошло с Люпином – Дора знала всё, что я думал и чувствовал по этому поводу, и сообщила родителям о том, что низменные побуждения одного их старого приятеля таки завели его в преисподнюю. Однако, учитывая чрезвычайность произошедшего, ибо Люпин на тот момент всё же обратился и представлял крайнюю опасность, Сириус всё же признал мою правоту.

- Было бы хуже, крестник, если бы он на вас кинулся. В такой форме они звереют натурально, оборотню загрызть человека – что мне или тебе бутылку пива выпить. Всё ты правильно сделал.

- Не за себя бился, Бродяга – за Дору мою.

- У вас всё настолько серьёзно?

- Более чем. Скоро всё узнаете.

Собственно говоря, как раз в это время я был занят реализацией одного своего плана. Незадолго до дня рождения Доры наведался в Лондон, и приобрёл в ювелирных лавках Косого переулка два золотых кольца с камнями – в знак серьёзности намерений. Второе кольцо предназначалось для Светы и было мной сразу же спрятано до встречи с нею, специально заказывал у двух разных мастеров, чтоб не пронюхали. И прямо на виду у всей семьи одиннадцатого июля вручил свой подарок сияющей Доре, со словами:

- Дора, счастье моё, ты стала светом души моей, я не представляю своей жизни без тебя. Будь моей женой, моя родная…

- Да, да, конечно же, да!!! – воскликнула она, завизжав от радости, и повисла у меня на шее, абсолютно и совершенно счастливая. – Я люблю тебя!!!

- И я люблю тебя, моё солнышко… – шепчу я на ушко своей теперь уже невесте. – Всё у нас будет хорошо…

Однако в большом мире всё происходило далеко не так тихо и спокойно, как у нас. Проще было бы говорить, что мир, за вычетом нескольких стран, стремительно катился под откос.

В Америке наступил период «позиционной войны», когда северяне и южане застряли на линии фронта и не могли пройти ни вперёд, ни назад. В Калифорнии – вспышка чёрного расизма, в Неваде – расизма голубого. Мексиканцы точат рашпиль на утраченные когда-то земли, и в Лос-Анджелесе гордым латинос таки удалось вырезать всех негров, ради каковой цели сгодились в союзники даже гринго-бледнолицые. С другими территориями так гладко не выходило, ибо в городе Лас-Вегас, что в штате Невада, из казино и борделей полезли суккубы и демонетки, а заодно осьмимозги, раз уж город имел славу обители порока и до нашествия был полон всевозможных гламурных фотомоделей. Аналогичная ситуация имела место быть в Нью-Йорке применительно к банкам и финансовым конторам, оттуда вылезли синие твари, постоянно меняющие свой облик и отращивающие новые конечности взамен потерянных – вот они, стало быть, какие, Ужасы Тзинча. Эти самые Ужасы разнесли по камешку все до единого мосты через проливы, чем разрезали город Нью-Йорк на три неравные части, теперь уже окончательно. При этом и обычных, примелькавшихся мне уже по Хогвартсу тварей Хаоса вроде чертей, какодемонов или осьмимозгов, на улицах Нью-Йорка тоже хватало. Президент северян Клинтон, переехавший из разрушенного артиллерией южан Вашингтона в Филадельфию, теперь сидел и дрожал, как бы не пришли и за ним.

Сочности добавлял тот факт, что на фоне прорыва тварей Хаоса лопнула Нью-Йоркская биржа, и всевозможные конторы по добыванию гешефта на ровном месте стали массово исчезать. Не до гешефта, знаете ли, когда сам гешефтмахер в любой момент может быть самым натуральным образом съеден со всей своей конторой. Немногие уцелевшие белые начали потихоньку удирать из города, оставив свои дома и рабочие места на поживу чёрным, голубым и хаоситским.

Собственно говоря, появление тварей Хаоса отмечали и в Европе. Отдельные прорывы видели пограничники на постах среди развалин Парижа. А из римских музеев, что были образованы в конце сороковых на месте бывшего Ватикана, пришлось в пожарном порядке эвакуировать всех посетителей, да и вообще увозить людей из исторической части города – было опасение, что из подземелий Вечного города тоже может полезть что-нибудь опасное для жизни.

Были прорывы в Азии, среди владений весьма в нынешней истории многочисленных китайских и сиамских мандаринов, а в Африке так и вовсе стало твориться что-то непотребное, белые, кому посчастливилось добраться до цивилизованных стран, говорили южноафриканским бурам и гренадёрам корпуса «Африка» о невиданной эпидемии, пожирающей целые племена. Не иначе, твари Нургла вылезли. Наша Дальняя авиация несколько раз бомбила очаги заражения, выжигая племена до последнего обитателя, но для достижения нужного эффекта этого было мало.

Наши среагировали оперативно, в Южно-Африканскую Федерацию перебросили три штурмовых авиаполка на модернизированных Су-25СМ и новейших Су-39 с приказом не церемониться и жечь напалмом. Также поставили бурам некоторое количество реактивных систем «Смерч» в дополнение к уже там имеющимся. Всевозможные американские суды по правам не пойми какого человека по этому поводу исходят стонами, воплями и ядовитой слюной, но на мнение Заокраинного Запада у нас давно уже положили большой и пролетарский.

Англичане переживали новый траур – в корпус «Африка» вернулся Ужас Пустыни Арнольд Шварценеггер, произведённый за отличие и героизм в генерал-лейтенанты и удостоенный Бриллиантов на Рыцарский Крест. Как взахлёб кричали газеты, даже на посту начальника гарнизона в Циндао Генерал Терминатор продолжал геройствовать, нанеся кучу поражений окружающим Германскую Восточную Азию самостийным мандаринам как каждому по отдельности и последовательно, так и скопом всем сразу. И, сдавая дела преемнику, он заверял его в том, что азиаты ещё долго не отважатся лезть на немецкие земли. И вот Железный Арни снова в Ливии, теперь уже на посту командира всего экспедиционного корпуса «Африка» и с новыми полномочиями, проистекающими из чрезвычайных обстоятельств. Это уже не бедуинов с бархана на бархан танками гонять, это уже твари Хаоса, они шуток не понимают.