Когда уже бриан наконец пристрелят его?
— Развлекаааетесь? — прошипел Равуда, раздувая ноздри. — Треееплетесь?
За спиной у него, как обычно, маячил Молчун — бледная уродливая физиономия, тонкие губы, похотливый взгляд, после которого хочется вымыться в душе, да с мылом, да пару раз. И рядом с ним — еще парочка здоровяков, нечто вроде личной охраны, хотя ни в какой охране мой заклятый друг не нуждается, сам как боец стоит пятерых.
— Никак нет! — отчеканил я. — Производим прием пищи в специально отведенном помещении!
— О да, да, конечно… — Равуда двинулся в обход стола, по дороге отвесил подзатыльник Ррагату, и тот качнулся, едва не упал физиономией в стол, лицо его исказилось от ненависти.
Ну да, кайтерит, ставший в очередной раз моим командиром, умел вызывать к себе любовь. Последние дни он вел себя на редкость спокойно и аккуратно, почти не обращал на меня внимания, и это внушило мне надежду, что может быть этот гад наконец успокоился, забыл обо всем, что было раньше.
Но видимо нет.
— А ты ничегоооо… — пробормотал Равуда, осмотрев Хэль, еще одну новенькую, из народа вилидаро.
Та покраснела до коней роскошных черных волос, и я краем глаза заметил, что лицо Юнессы перекосилось от гнева. Ну да, она побывала у кайтерита в койке, и покинула ее вовсе не с самыми радостными воспоминаниями.
— Смирно, десятник, я сказал — смииирно, — протянул он, очутившись рядом со мной.
Я вытянулся так, что в спине захрустело.
— И это существо кем-то командует? — Равуда вздохнул, и его тяжелый, угловатый кулак врезался мне в поддых.
Ладно еще я был готов и успел немного сдвинуться, чтобы удар хоть частично приняли на себя ребра. Но все равно от боли я задохнулся, в голове зазвенело, перед глазами заплясали черные круги.
Но я не согнулся, даже не склонил головы — только не на глазах своих бойцов.
— Служба — это наслаждеееение… мне ли не знать? — выплыл из звона в ушах ненавистный голос Равуды.
Я пытался дышать, вталкивая в себя воздух маленькими порциями, но получалось не очень хорошо.
— Не слышу ответа! — рявкнул центурион, и я ощутил ухом и щекой его раскаленное дыхание, капельки слюны, что едва не прожигали кожу.
— Так точно… — ухитрился выдавить я.
— Хреново отвечаешь, — протянул Равуда.
Твою мать, и стоило пройти две кампании, стать десятником, выжить в десятках боев и вернуться из плена, чтобы этот упырь мог издеваться надо мной так же, как в первый день в казармах?
Мне прилетело второй раз, на этот раз в живот, и утрамбованная в него жратва недовольно квакнула. Накатил рвотный рефлекс, и сдержал я его с немалым трудом, непонятно какими уже резервами стойкости.
А то не хватало еще облевать старшего по званию. Измена, не иначе!
— Центурион, ты потише… — подала голос Фагельма, чей десяток насыщался за соседним столом.
— Криворуким слова не давали! — гаркнул Равуда.
Но если бы не она, то наверняка он врезал бы мне и в третий раз, а так всего лишь нагнулся к уху и зашептал:
— Убить я тебя не могу, волосатик, о да, дааа… это очень жааль… вот прямо здесь… Вилкой выковырять твои глаза… расковырять брююююхо… и смотреть, как ты дохнешь…
Я молчал, понемногу приходя в себя.
— Отрезать то, что у тебя между ног болтается, — продолжал Равуда. — Пажааарить… Заставить сожрать. Эх, не могу… Разве что в лесу, где нет камер, нет командиииров… Тооолько мы…
— Да ты струсишь, как обычно, — выдавил я.
Ну как всегда — собственный язык мне такой враг, что никаких центурионов не надо.
Но Равуда только рассмеялся.
— Зато я могу сделать так, что ты сам повесишься, — сообщил он радостно. — Довести. Раньше я спешил, был нетерпелииив… Но теперь я буду действовать медленно, спокойно. Только ты все равно умрешь… и твоя дочь тоже.
Вот последнего ему говорить точно не стоило!
Кровь бросилась мне в голову, стало жарко, кулаки сжались сами собой, а волосы на затылке встали дыбом. Самое время броситься на красноглазого урода, и для начала уронить его на пол сильным ударом в челюсть.
Но тогда… тогда меня точно отправят домой, на Землю, к Сашке.
И я не смогу добыть то, ради чего я тут нахожусь, ради чего я готов вытерпеть все, что угодно… ну, почти.
— И кто тут струсил? — спросил Равуда.
Я медленно, преодолевая сопротивление перекрученных судорогой мышц, разжал кулаки. Затем повернулся к центуриону, посмотрел прямо в его физиономию, в глаза цвета крови, один больше другого едва не в два раза.