— Если ты настаиваешь, то все здесь узнают, что ты сделала. Из тюрьмы ты не сможешь иметь с ним контакта, — говорит Гарри с широкой ухмылкой.
— Мне все равно, запрешь ты меня или нет. Ты слишком долго меня шантажировал, — отвечает она, снова неуверенно глядя на меня.
Справа от меня стоит Джордж, уговаривающий заместителя шерифа, который теперь является единственным шерифом, и троих полицейских наконец ворваться в дом и арестовать ублюдка.
— Мы не можем этого сделать, у него там оружие. У него не было бы его, если бы Вы не...
Джордж раздраженно отмахивается.
— Я знаю, что Вы хотите сказать. И я говорю, что защищать себя — это право каждого гражданина этой страны, но я все понял.
— Хорошо, — говорит один из полицейских.
— Ничего хорошего, — возражает другой. — Каждый должнен иметь возможность защитить себя.
— Мы сейчас будем обсуждать закон о праве на оружие, — нетерпеливо говорю я, — или наконец туда войдем?
Я отстраняюсь от машины шерифа. Я устал от ссор и этой безысходности. С каждой утекающей минутой могу думать только о том, что буду делать, если с Тессой что-то случится. И что совершенно странно, теперь, когда знаю, что с Марком не так, я даже не могу злиться на него. Весь мой гнев проецируется на единственного виновника в этой игре — Гарри.
— Если мы пойдем туда, он застрелит ее.
— Может быть, — подчеркиваю я. — Или нет.
Я смотрю на дом, на занавески и на веранду, где нервно мечется Трикси. Даже она чувствует опасность. Наше беспокойство давно передалось псу.
— Я не потеряю Тессу, — заявляю я, глядя шерифу прямо в глаза. Уже только от того, что произношу эти слова, мне как будто пережимает глотку. Как я мог оставить ее одну? Как мог позволить этому случиться? После всего, что произошло.
Я двигаюсь, приближаясь к рядом стощему полицейскому так быстро, что тот понимает, что случилось, только когда я, забрав у него пистолет, нахожусь уже на полпути к дому. Пригнувшись, подхожу к зданию, в котором вырос, которое всегда считал самым безопасным местом в мире. И когда мне в голову приходит эта мысль, я задаюсь вопросом, будет ли Тесса когда-нибудь чувствовать себя здесь снова в безопасности. Если мы переживем это, то клянусь Богом, тогда я позабочусь, чтобы она снова была здесь в безопасности. Я никогда больше не оставлю эту женщину. Наплевать на «оставаться только друзьями», мы не друзья. Мы — намного больше, чем это.
— Что ты делаешь? — спрашивает Джордж.
— Верните оружие, — требует кто-то.
— Я сейчас кое-что сделаю, — говорю я, оборачиваясь, чтобы убедиться, что ни один из этих идиотов не целится в меня. — Мы бездейстовали достаточно долго.
— Мы ни в коем случае не позволим вам войти в этот дом и застрелить шерифа.
Я улыбаюсь
— Он уволился. Или все-таки нет? Вот почему он здесь с машиной шерифа?
Ни слова в ответ.
— Он не возвращал машину.
— Можете стрелять в меня или нет, но сейчас я пойду туда, — серьезно говорю я.
Поскольку никто больше ничего не говорит, я пробираюсь к задней части дома, где есть картофельный погреб с желобом, который конечно крут достаточно, чтобы сломать себе шею. Но что такое моя шея, по сравнению с тем, что я хочу спасти женщину, которая держит в своих руках мое сердце.
Я открываю одну из двух створок, сажусь на край желоба и съезжаю вниз, примерно за один метр от пола падаю на твердый бетон, но смягчаю удар кувырком. Здесь темно и прохладно, пахнет картошкой, хотя уже многие годы тут ничего не хранится. Свет, который падает через проем, освещает всего на метр, дальше полная темнота, но я полагаюсь на то, что Тесса изменила здесь, в подвале, так же мало, как и в остальной части дома. Если так, то я смогу двигаться в помещении, не сталкиваясь с какими-либо препятствиями, потому что тут на стенах только полки с сидром и инструментами. Я ненавижу тьму. Меня слишком долго окружала тьма, чтобы не запаниковать. Я вдыхаю и выдыхаю, чтобы перенять контроль. Не сейчас.
— Тесса. Ты должен спасти ее, — шепчу я. Познесенное вслух ее имя помогает взять себя в руки.
Тем не менее, я осторожно ставлю одну ногу перед другой, прислушиваясь к звукам сверху, но пока все тихо. Слишком тихо. Что начинает меня беспокоить и вызывает всевозможные фантазии о Тессе, лежащей в крови посреди кухни: зарезана, застрелена или не кровавый вариант — задушена. Фантазии, которые смешиваются с реальными изображениями замученных, избитых, изнасилованных женщин. Я сжимаю пистолет сильнее, чтобы мои руки перестили трястись. Снова держать оружие — по-настоящему дерьмовое чувство. Но сейчас я не должен думать об этом, я должен сосредоточиться на своей цели.