Выбрать главу

Роберт Золя Кристенсен

Воздушные шарики запрещены

Robert Zola Christensen

Balloner Forbudt

© Robert Zola Christensen og Forlaget Arabesk, København, 2017

© Е. Фетисов, перевод на русский язык, 2021

© ИД «Городец», издание на русском языке, оформление, 2021

* * *

Глава первая

Когда я вхожу в аудиторию,

включается свет, я скидываю с плеча на пол сумку и ищу на полке папку с работой Ольги. То, что я до сих пор не научился хотя бы немного поддерживать вещи в порядке, конечно, ни в какие ворота не лезет. Одно время я даже делал две-три запасные копии какого-нибудь документа, чтобы потом было больше шансов найти его, когда мне, как сейчас, приходится заниматься поисками.

Меньше пяти минут до ее прихода. Куда запропастилась эта чертова папка? Родители Анники ужинают сегодня у нас. Она страшно рада, что они придут, ведь нужно обсудить, где и как мы будем отмечать ее сорокалетие. Оно приходится на середину июня. Анника обожает свои дни рождения.

Я слышу, как возится за стенкой Давид Хоконссон. Там у него царит порядок, не то что у меня. Хотя легко поддерживать порядок, если ты никогда по-настоящему не напрягаешься. Он воображает себя гандболистом. У нас на факультете он отвечает за составление планов и расписания, но ждет, что вот-вот совершит настоящий прорыв в университетском гандбольном клубе. Этот головокружительный прорыв пока заставляет себя ждать, но всякий раз, когда мы собираемся, чтобы определить даты приема экзаменов, а делать это приходится несколько раз в месяц, мы вынуждены выслушивать ржачные истории из гандбольной жизни, притом что смешного в них ноль. У меня нет никакого желания продолжать их слушать, поэтому я перешел на согласование всех вопросов по электронной почте, даже если он при этом сидит за стенкой, в двух метрах от меня. Когда мы сталкиваемся в коридоре, я вижу по его лицу, что он удивлен моим поведением, но тут уж ничего не поделаешь.

Вот она, ее работа, наконец-то. Между «Les mots et les choses»[1] Фуко и стопкой с отчетностью по успеваемости студентов, прослушавших базовый курс в весеннем семестре 2012 года. Мы прозвали его «вешний».

Я сажусь за свой стол и пролистываю то, что она написала. Три дня назад я получил мейл от этой студентки, она спрашивала, нельзя ли зайти забрать работу и услышать мое мнение о прочитанном. Разумеется, ответил я, только вот какую цель она преследует? Задание она сдала четыре месяца назад.

Теперь я вижу, что там масса ошибок, допущенных по небрежности. На первой странице она поместила карту Дании того периода, когда страна была больше, а территория, на которой сейчас расположен университет, была датской. Ольга Преображенская, так зовут девушку. Преображенская.

Что я про нее помню? В аудитории она всегда сидела за одним из последних столов, высокие скулы, бледная кожа. Если память мне не изменяет, она как-то рассказывала, что приехала из Петербурга, а вот, кстати, и она, Ольга-как-ее-там-Преображенская собственной персоной. Привет, говорю я, поднимаюсь со стула и приглашаю ее войти. Я уже забыл, что она такая высокая. Никак не ниже метра семидесяти пяти. Очень стройная и худенькая, ладно сложенная, этого у нее не отнимешь.

Спасибо, что нашли время, говорит она и улыбается своими ярко-красными губами. Она настаивает, чтобы я говорил с ней по-датски, хотя кашеобразный язык моей страны дается ей с трудом. Ее шведский, правда, тоже оставляет желать лучшего, но у нас здесь, на филологическом факультете, это не проблема. Студенты приезжают из разных стран, все говорят кто на чем может и чувствуют себя свободно.

Я хлопаю ладонью по ее листкам, словно говоря тем самым: ну посмотрим, что у нас тут. Что ты хочешь от меня услышать?

Она ничего не говорит, молча расстегивает длинными пальцами верхние пуговицы на своей кофточке. Под ней открывается белый топик с двумя узкими лямками. Я отчетливо вижу их, две маленькие грудки, почти как у девочки. Лифчика на ней нет.

Я бесцельно переворачиваю листки и изрекаю что-то про Роскильдский мир, но на самом деле не свожу глаз с того, что она, очевидно, хочет мне продемонстрировать.

Тут она объясняет на своем раскуроченном до неузнаваемости датском, что в действительности она пришла поинтересоваться, не смогу ли я руководить ее магистерской, которую она начнет писать осенью здесь, в университете. Собственно, она подумала, почему бы не расширить ту работу, которую я сейчас держу в руках, поэтому и пришла поговорить.

Я говорю ей, что да, тема на самом деле актуальная и интересная, вне всякого сомнения, но как она, вероятно, помнит, я специализируюсь на датской литературе и культурологии с позиции географических факторов. Демонстрирую ей фотографии табличек и дорожных знаков, развешанные у меня на доске для объявлений, и рассказываю, как я весь февраль и март таскался пешком по Дании и Швеции, делая эти снимки, поскольку знаки, которыми мы пользуемся, например, дорожные, очень многое могут сказать о ментальном пространстве, в котором их установили. В качестве классического примера я привожу датскую табличку с надписью: Собака кусается, тогда как шведский вариант того же знака звучит несколько мягче: Осторожно, собака. Разве это не свидетельствует о том, кто мы и как мы мыслим?

вернуться

1

М. Фуко. «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (1966).