А что же Карстен? Он осунулся после тяжелых дней, похудел, метался между офисами и банками, решал все вопросы, и буквально на глазах все более отдалялся от Присциллы.
Ничто больше в его облике не напоминало шалопая, любителя морских прогулок под парусом. Он перестал шутить, а если и шутил, то как-то зло. Жил то в Ставангере, то на Хиркенхольме, да разве это называется — жил? Сутками просиживая то в своем кабинете, то в кабинете Харальда, организовывал бесконечные совещания, или летал на нефтедобывающие платформы, на верфи. И лишь изредка, когда выдавалась свободная минутка, ласково кивал Присцилле.
А еще у нее осталось странное ощущение от совместной поездки в Осло. Присцилла никогда прежде не видела ночного города, а тут получилось так, что она с Карстеном побывала, в ресторане на крыше самого высокого здания в столице.
Море огней, распростершееся до горизонта, потрясло девушку. После жизни на острове, где самым огромным сооружением был плавучий док, а огнями в ночи можно было назвать лишь светящиеся окошки небольших домиков да ходовые огни проходящих мимо судов, Присцилла почувствовала себя просто потерянной. За каждым огоньком была человеческая жизнь, много жизней. Здесь, в городе, число их просто подавляло.
Зрелище ночного города было захватывающим. Тем более что рядом с ней находился ее будущий муж.
Хотя в безукоризненном черном костюме, в белоснежной рубашке этот человек с его великолепной осанкой и уверенными жестами временами почему-то казался ей чужим и холодным. Он то надменным осуждением, то с утомительным пафосом рассуждал о судьбах человечества, а ей хотелось слышать от него простые теплые слова об их собственных отношениях, размышлять о будущем их семьи. К сожалению, во время подобных «выступлений» уже ничего в велеречивом господине не напоминало прежнего Карсти, о котором она столько времени думала и мечтала раньше.
Нельзя сказать, что Присцилла была очень напугана — нет, не напугана. Скорее, она была польщена, что ее будущий муж так щедро наделен властной харизмой, и все же… Целовалась-то она с белобрысым любителем прогулок под парусом, а не с чопорным пророком, определяющим судьбы народов. Судьбы рождаются там, где присутствует любовь!
Однажды, когда стало тяжело на душе, Присцилла написала два письма. Первое, конечно же для Салли, отправилось в потайной ящик. А второе письмо, запечатанное в конверт, стало ждать своего часа…
«Милая Салли! Карстен больше не обращает на меня никакого внимания! Я так надеялась стать ему помощницей! Он строит корабли, с утра до ночи занимается делами покойного Харальда, а я… Что могу сделать?! Как мне заставить его обратить на себя внимание? Кто поможет мне? Неужели я обречена вести разговоры лишь с листом бумаги?
Плохо мне без родной души, и дом не помогает. Наоборот, каждый его уголок будто шепчет, что я осталась совсем одна. Харальд надеялся, что здесь будут раздаваться детские голоса.
Как я хочу детей! Смешно… Карстен больше проводит времени с бумагами и документами, исчезает подолгу в непонятных разъездах. Ему звонят сотни людей, и для каждого человека он находит время.
А на меня у него времени нет. Салли, пожалей меня! Как мне вернуть хотя бы те дни, когда Карстен шутил со мной, и приезжал порой на Хиркенхольм таким веселым? Салли, прости, что я обращаюсь с тобой так небрежно, — то пишу, то не пишу.
Мне тяжело, я люблю без памяти человека, с которым не провела ни одной ночи. И не проведу! Все идет к тому, что я не стану никогда его женой! У меня своя жизнь, не хочу никого слушать, буду искать свое счастье сама!
Вот теперь, милая Салли, прощай навсегда! Скоро уеду из дома на острове Хиркенхольм, и сожгу старинный стол, который хранит твою и мою тайну. Твоя навек. Присцилла…»
Шли дни, приближалось Рождество. Несмотря на внутренние противоречия и метания Присциллы, все же был назначен день свадьбы. Невеста даже приготовила жениху подарки: вышила замечательный жилет и купила в Осло старинный морской хронометр в золотом корпусе, в оригинальной коробке из сандалового дерева.
Однажды Карстен обещал провести с Присциллой целый вечер. Но, увы, перезвонил ей затем уже из Лондона, куда улетел накануне, и сообщил, что его не пускают дела и не известно, когда он вернется. Бедняга не находила себе места. На ее плечах был огромный дом, и хлопоты, касающиеся некоторых сторон деятельности Харальда. Она улаживала дела с профсоюзами, посещала собрания Королевского археологического общества в Осло, поскольку на дне принадлежащего Люксхольмам фьорда находились предметы, представляющие определенную историческую ценность.
И все же девушка скучала по тому времени, когда она беззаботно каталась по парку на лошадях, выслушивала вечные нотации Гертруды. А самые лучшие воспоминания были связаны со швертботом и с поцелуями Карстена.
Пожаловаться было некому, писать же письма мифической Салли было глупо.
Но выход надо было искать, надо! Иначе можно было сойти с ума! Пару раз Карстен звонил ей по телефону из Ставангера и из Осло. Это было так неожиданно!.. Звонки раздавались заполночь, разговоры длились так долго, что Присцилла начинала беспокоиться — да с Карстеном ли она беседует?
Ее ночной собеседник был остроумен, бесконечно весел и нежен. Присцилла радовалась тому вниманию, которое уделял ей жених. От разговоров она получала заряд энергии и то удовольствие, которое дает общение с любимым. Все-таки Карсти славный, да и его отец ей показался заботливым и симпатичным человеком.
Андерсу Трольстингену очень понравился дом на Хиркенхольме. Он рассказал бездну интересного о прошлом Хиркефьорда и Бюфьорда, объяснил, в каких домах жили лоцманы и смотрители маяков, поведал о соревнованиях парусников в Ставангере и Бремене и не преминул упомянуть о собственных морских подвигах, о скитаниях по морям в юности.
Гертруда с удовольствием поила старика Трольстингена кофе и кормила свежими плюшками. Присцилла говорила себе, что, если сын похож на отца, то ей наверняка повезло с будущем мужем. Или все же не повезло?
Что тогда делать? Сомнения изматывали ее. Она засыпала и просыпалась с одним именем на устах. Ну почему он не домогается ее, не приходит с цветами, не говорит слов любви?! Она готова отдаться ему в любое мгновение. Воспоминания о неловкой попытке близости в каюте «Северной Звезды» заставляли стучать сильнее сердце и гнали прочь сон. Милый Карсти, я жду тебя! — без конца повторяла она про себя.
Карстен Трольстинген пил кофе перед началом важного совещания, на котором решалась судьба контрольного пакета акций одного из его предприятий. Только что звонил отец и выразил ему свою поддержку.
А еще пять минут тому назад в кабинет хозяина судостроительного холдинга вошел секретарь и положил на стол перед ним загадочный конверт. Карстен допил кофе, отставил чашку и уставился на послание.
Он просил секретаря не беспокоить его по мелочам, не загружать информацией, не относящейся к существу дела. Наконец любопытство взяло верх над деловыми качествами бизнесмена.
Рука Карстена потянулась к ножу для разрезания бумаг.
«Карстен, я сделала свой выбор: то, что мучает меня уже третью неделю, должно быть высказано вслух. Конечно, Вас ждет мое признание. Нечто подобное Вы слышали, наверное, уже не однажды, ну и пусть. Мне все равно, я постоянно думаю о нашей встрече, пытаюсь понять Вас и признаюсь себе: „Невозможно. Я не разгадаю его“.
Вы не представляете, от чего Вам удалось спасти меня одним своим появлением в моей жизни. Вы — необычный человек. Роскошный. Умный. Проницательный. Нервный. Сильный. Вы — взрослый мужчина, не рискующий по пустякам. У Вас глаза или гениального сумасшедшего или великого любовника.
Я боюсь Вас. Я отравлена Вами. Прилагаю невероятные душевные усилия, чтобы не сгореть от желаний, которые Вы разбудили во мне.
Выход, кажется, прост: стать любовниками. Брак по расчету меня оскорбляет.
Но зачем я Вам? Денег у Вас и у самого достаточно, и при Вашем-то умении через несколько лет Вам удастся многократно увеличить свой капитал. Женщины для Вас — удовольствие, развлечение, отдых, победы. Дурам этого достаточно. Я же не то, чтоб слишком умная, но — другая. И не так опытна, как Вы. Встретившись с Вами однажды в постели, буду затем искать новых встреч, мучаться, сходить с ума, разрушать свой мир ради сладкой иллюзии. Даже сейчас «Сигрид» уже заброшена мной…