– Пойду-ка сварю кофейку, – улыбнулась Онейди и направилась к кухне, – тебе, Жулия, наверное, не терпится поехать в больницу. Вот сейчас выпьешь чашечку кофе покрепче и поедешь.
– Спасибо, Онейди! Кофе — именно то, что мне нужно, я ведь из Японии летела целых двадцать четыре часа!
Онейди вышла из комнаты, а Жулия с Алексом удобно устроились в уютном широком диване, который расположил бы к отдыху любого, но только не Жулию. Она хоть и зевала, но внутри была словно натянутая струна. Боже мой! Через четверть часа она увидит отца! Боже мой! А что если он заговорит с ней?!
– Про папу мне ничего не рассказывай, я все увижу сама! А Бетти? Сели? Кстати, а почему я не вижу здесь Бетти?
Алекс замялся. Он всегда говорил о Элизабети, средней сестре Жулии, с невольным вздохом. И с таким же вздохом он говорил и о покойной Еве, жене Отавиу, которого чуть ли не боготворил.
Отавиу и впрямь был необыкновенно привлекательным человеком, открытым, сердечным и вдобавок талантливым журналистом. Талантом Жулия пошла в отца, а внешностью в мать. Она была очень на нее похожа внешностью, но не характером.
– Видишь ли, Бетти… Бетти не слишком-то верит в новые методы, – принялся объяснять Алекс. – Говорит, что все это глупости, что Салвадор далеко, а билет стоит дорого.
– Далеко? – возмутилась Жулия. – После больницы я немедленно отправлюсь к Бетти. И если понадобится, привезу ее силком!
– Я надеюсь, что ты сначала хоть немножечко отдохнешь, – сказал Алекс, любуясь Онейди, входящей с подносом, на котором стояли чашки с ароматным кофе. – Мы уже приготовили комнату для гостей, она у нас такая славная!
– Не надейся, – прервала его Жулия. – У меня очень мало времени. Сначала в Сальвадор за Бетти, потом в Сан-Паулу за Сели.
Кстати, в Сан-Паулу находилась и та газета, для которой она писала в Японии, посылая оттуда корреспонденции, так что заодно она и в редакцию заглянет.
Алекс только головой покрутил: своей энергией Жулия могла смести, словно вихрь, все и вся, и принялся за свою чашку с душистым кофе, благодарно поглядев на жену: она знала его вкус и сахара клала ровно столько, сколько он любил.
После кофе они отправились в больницу.
Отавиу Монтана лежал в отдельном боксе. Тонкие проводки тянулись к нему от сложных аппаратов, стоявших вдоль стен, и огоньки, пробегавшие по экранам, говорили, что в этом отрешенном от всего человеке усилился таинственный процесс жизни. К сожалению, пока только аппараты говорили об этом. А нетерпеливая Жулия так мечтала поговорить с отцом!
С нежностью и любовью смотрела она на спокойное молчаливое лицо с прядью пушистых полуседых волос на лбу, как-то по-особенному бледное из-за темно-синего ворота пижамы, и слезы подступили у нее к горлу.
Она бросилась к отцу, обняла его и принялась шептать как в лихорадке:
– Папочка! Как же я по тебе соскучилась! Я так часто тебя вспоминала, но не решалась приехать. Я знаю, ты бы меня поддержал, узнав, что я строю свою жизнь вдалеке от тебя, хотя иногда мне становится стыдно, что меня нет около тебя. Но теперь я уверена, ты меня слышишь и понимаешь, и мы снова будем самыми близкими людьми на свете! Папочка! Как я надеюсь на новое лечение!..
Стройная женщина в белом халате сочувственно смотрела на Жулию.
– Я тоже очень надеюсь на свой метод лечения, – сказала она. – Поверьте, не слишком заметные для вашего глаза, но улучшения уже есть.
– Так вы доктор Лидия? – обрадовалась Жулия. – Могу я поговорить с вами? Мне бы хотелось узнать…
– Конечно, пойдемте, поговорим, – согласилась Лидия и повела посетительницу к себе в кабинет.