- Озеро штормит, - ответил Кузнецов. - Судоходство практически прекратилось. Летчики работают изо всех сил, чтобы завезти побольше продуктов городу. Москва почти всю свою транспортную авиацию к нам перебросила.
Кто-то из разведчиков спросил, насколько сильна оборона города.
Кузнецов, задумавшись на секунду-другую, ответил:
- Под Ленинградом держим оборону крепко. А вот на Тихвинском направлении...
Он рассказал о прорыве врага, о том, чем это грозит Ленинграду.
- В тот день секретарь горкома партии обошел позиции полка, рассказывал нам А. С. Ермолаев. - Где бы он ни появлялся, его сразу же окружали бойцы, командиры, политработники, Почти в каждой роте встречались корабелы Нарвской заставы. Увидев знакомого, он приветливо улыбался, обязательно подходил к нему, здоровался, расспрашивал о боевых делах, о семье, о других знакомых ему судостроителях. Чувствовалось, что Алексей Александрович все время думает о чем-то безотлагательном, ради чего и прибыл к нам в дивизию. Вопросов задавал много. Его интересовало боевое состояние части, ее укомплектованность личным составом и вооружением, обеспеченность боеприпасами, продовольствием, обмундированием. Беседуя с бойцами, рассказывал о мужестве и стойкости ленинградских рабочих, их трудовом героизме, изобретательности, смекалке. Назвал имена судостроителей В. Н. Мараева, А. М. Ратникова, которые в боях под Шимском командовали батальонами полка, фамилии ждановцев, погибших в первые месяцы войны, зачитал письмо пулеметчика Михаила Петрова, найденное на месте последней схватки героя-комсомольца с фашистами.
Беседуя с ополченцами, Кузнецов не обходил разговора о крайне тяжелом положении города. Говорил, что делается все возможное для увеличения подвоза продуктов, о героических рейсах летчиков транспортной авиации, о том, что вся страна пришла на помощь Ленинграду.
Прощаясь с командиром полка М. И. Супагиным и комиссаром А. С. Ермолаевым, Кузнецов сказал, что осложнение обстановки под Ленинградом может потребовать переброски дивизии на другой участок фронта.
"Куда?", "Зачем?" - спрашивали себя командир и комиссар и не находили ответа.
А тем временем в Ставке и в штабе Ленинградского фронта на оперативной карте словно ожили нарисованные красным карандашом стрелы и линии, обозначавшие боевые позиции и удары по врагу на тихвинском направлении.
Были, на этих картах и стрелы с обозначенными на них 44-й и 191-й дивизиями и 6-й бригадой морской пехоты. Но никто в этих соединениях пока не знал о том, что время неумолимо приближает их к неожиданному крутому повороту и война уже распорядилась судьбой каждого из них по-своему.
Не знали командир 44-й стрелковой дивизии полковник П. А. Артюшенко и полковой комиссар Д. П. Сурвилло, что не пройдет и недели, как их дивизию снимут с позиций, перебросят под Тихвин, где они с ходу вступят в тяжелые бои и дивизия окажется разрезанной на две группировки, одной из которых будет командовать комдив, а другой - комиссар.
Не знал комиссар 6-й бригады морской пехоты батальонный комиссар П. Я. Ксенз, что на другой день после прибытия бригады под Волхов во время бомбежки осколком бомбы будет убит командир бригады полковник Ф. Е. Петров и он, комиссар, возьмет на себя командование бригадой.
И уж конечно ничего о предстоящих переменах не знали бойцы. Никто из них и думать не думал, что совсем скоро им придется на время заделаться "воздушными десантниками", на самолетах лететь через Ладогу на защиту Тихвина. Да в то время простому пехотинцу такое даже и в голову не могло прийти, чтобы на новый участок фронта - и на самолете!
Бросок через Ладогу
24 октября 1941 года штаб Ленинградского фронта отдал боевое распоряжение о переброске воздушным путем основных сил 44-й и 191-й стрелковых дивизий в район Тихвина.
- Приказ был кратким, - вспоминает А. С. Ермолаев. - Снять полк с позиций и к утру сосредоточить его основные боевые силы в районе Новой деревни, в зоне Комендантского аэродрома. Полковую артиллерию и тылы было приказано направить на берег Ладоги, в район пристани Осиновец. Другие части дивизии в это же время концентрировались в деревне Ковалеве, близ аэродрома Смольное.
Почему к аэродромам, ничего сказано не было. Конечно, об этом думал каждый, но даже мы с командиром не знали, куда собирались перебросить наш полк.
Солдатские оборы недолги: сунул в вещмешок котелок, запасной боекомплект - патроны и гранаты, надел его за спину, прицепил на поясной ремень саперную лопатку, перекинул через одно плечо винтовку или автомат, через другое - противогаз, вот и готов куда угодно, в любой самый дальний поход, лишь бы чувствовать локоть товарища да иметь в вещмешке НЗ (неприкосновенный запас) - харч, хотя бы на первое время.
К полуночи была произведена смена частей. Полк снялся с позиций без шума, и через полчаса шел походным порядком по проспекту Стачек к центру города.
...Холодная и сырая ночь. Валит мокрый снег и тут же тает, превращаясь в слякоть, грязь. На улицах много домов, разрушенных бомбами и тяжелыми снарядами. Около них груды битого кирпича, штукатурки, стекла, переломанных балок. И темнота - ни одного фонаря, ни одного светящегося окошка, лишь огоньки солдатских цигарок. Нестройно стучат сапоги по мостовой, в такт им позвякивают винтовки и саперные лопатки, да время от времени то там, то здесь громыхнет в чьем-то вещмешке немудреный солдатский скарб.
Вот полк миновал уходящую влево дорогу в Угольную гавань, потом дорогу на Турухтанные острова. А вот и Корабельная улица. Здесь все до боли знакомо - каждый переулок, скверик, забор. Сколько раз каждому пришлось пройти по этой улице до родного завода! Завернуть бы сюда, взглянуть хоть одним глазком на верфь.
И дома у некоторых - рукой подать, каких-нибудь десять - пятнадцать минут ходу. Забежать бы на минуточку домой, переброситься несколькими словами с родными и близкими, поцеловать на прощанье спящий детишек, жену, мать.
Но городские улицы и проспекты неумолимо ведут бойцов на север. Шаг за шагом уходят корабельщики Нарвской заставы от своего оборонительного рубежа, родного завода, от своих домов и семей в тревожную неизвестность войны.
Через площадь Труда полк вышел к Неве. На площади стояла зенитная батарея, на некоторых зданиях - зенитные пулеметы, у моста и на самом мосту лейтенанта Шмидта - вооруженные посты. На Неве на якорях покачивались военные корабли, у причалов - буксиры, баржи, катера. Идут бойцы по мосту, негромко разговаривают.
- Трудится Нева! - говорит один.
- Живет город! - в тон ему отвечает другой.
- Как там наша родная верфь? - грустно вздыхает третий.
Петроградскую сторону пересекли по Большому и Кировскому проспектам.
- Скоро Черная речка, - раздается звонкий молодой голос. - Здесь недалеко место дуэли Пушкина.
- Дантес-то вроде немец? - спрашивает молодого пожилой ополченец.
- А кто его знает. По книгам получается не то француз, не то голландец. А может, и немец.
- За Черной речкой и Новая деревня, - говорит пожилой боец. - Там и аэродром. Дошли наконец-то...
Когда полк подошел к Новой деревне, уже светало. Вскоре в небе загудели моторы. Бойцы увидели большую группу пассажирских самолетов, которые сразу же стали приземляться на аэродроме. Бойцы вспомнили, как рассказывал им секретарь горкома партии А. А. Кузнецов о работягах ПС-84, на которых московские и ленинградские летчики возят продукты.
Через четверть часа полк подошел к Комендантскому аэродрому. Объявили привал. Бойцы стали устраиваться кто где. Вдоль дощатого забора, которым с давних пор был обнесен аэродром, тянулась канава, заросшая кустарником. Кое-где росли старые деревья, теснились какие-то хибарки и сарайчики. Повсюду было нарыто много окопов. Нашлись и землянки. Здесь и стали размещаться бойцы для отдыха.
Сквозь щели забора было видно, как к прилетевшим самолетам подъезжают большие автомашины и в них сразу же грузятся коровьи, свиные и бараньи туши, ящики и мешки с продуктами.