Красный Гангут
Холодный октябрьский дождь, прошумевший над аэродромом, оставил мокрый блеск на темно-зеленых крыльях истребителей, упрятанных в капонирах под маскировочными покрытиями. Техник подтягивал намокшую и провисшую середину сети, ворчливо выражая недовольство на свое, как он считал, никчемное занятие. Богданов не предполагал, что эта редкая на вид с близкого расстояния плетенка надежно скрывает самолет от наблюдения с воздуха. Возиться с маскировкой ему не хотелось еще и потому, что дел по ремонту истребителя непочатый край, а закончить всю работу предстояло сегодня.
Около самолета появился Голубев и после обмена приветствиями спросил:
- Реактивные снаряды установили?
- Приладили, - отозвался Иван. - Надо только в полете опробовать.
- Это сделаем обязательно, - заверил Василий.
- А к какому спецзаданию мы готовимся, товарищ лейтенант? - осторожно поинтересовался Богданов.
- Откуда вы это знаете? - удивился летчик.
- Да так, ходят слухи, - уклончиво ответил техник.
- Мне пока ничего не известно, - признался Голубев. - Минут через пять нас собирает командир бригады, вероятно, там все узнаю. А сейчас меня интересует, будет ли машина готова в срок?
- Разве я когда-нибудь вас подводил, товарищ командир? - обиженно спросил техник.
- Да нет, такого не помню. Ну, хорошо, хорошо, нечего сердиться, - примирительно похлопал Василий по плечу Богданова. - Я пошел.
В небольшой комнате с низким потолком и двумя маленькими окнами было тесно и душно. На расставленных вдоль стен скамейках сидели летчики из соседней части. Всех их Василий хорошо знал в лицо. В кирзовых сапогах, ватных куртках с цигейковыми воротниками, со шлемофонами в руках и планшетками на коленях, внешне они мало отличались друг от друга. Изредка вполголоса переговаривались. Все выглядели серьезными и сосредоточенными. Закрыв за собою дверь, лейтенант искал свободное место. Увидев Голубева, летчики оживились, стали отодвигаться в стороны, освобождая место. Голубев пожал всем руки и втиснулся между сидящими на середине скамейки. И тут в комнату вошли командир 61-й авиабригады полковник Иван Георгиевич Романенко и два майора. Летчики встали.
- Прошу садиться, - произнес Романенко, направляясь к стоявшему напротив столу.
Оба майора последовали за ним. В помещении воцарилась тишина. Полковник обвел присутствующих пристальным взглядом и, убедившись, что собрались все, неторопливо и деловито начал:
- Уже четвертый месяц продолжается тяжелая оборона полуострова Ханко. Вместе с воинами армии и флота Красный Гангут защищают летчики. Родина посылает вас, товарищи, в подкрепление этой горстке храбрецов.
"Так вот какое спецзадание нам предстоит выполнить!"- подумал Голубев. Командир авиабригады назвал состав группы, в которую входили четыре летчика из 13-й отдельной истребительной авиационной Краснознаменной эскадрильи и два из соседнего полка. После этого напомнил об особо тщательной подготовке самолетов, заострил внимание на организации перелета.
Дальше события разворачивались стремительно. Выдали полетные карты нового района и продовольственные аттестаты. К вечеру приказали перелететь в Ленинград на Комендантский аэродром.
Когда Василий вновь появился возле истребителя, Богданов заканчивал работу.
- Товарищ командир, самолет готов к вылету, - доложил он.
Лейтенант был бодр и подчеркнуто весел. Насвистывая задорную мелодию, он быстро осмотрел И-16, залез в кабину. Техник молча ходил за ним, надеясь, что Голубев скажет, какое задание получил. А когда увидел, что тот слишком долго копается в кабине, не выдержал:
- Куда летите?
- Туда, куда влечет нас жребий, - ответил Василий, но, заметив кислую мину на лице Богданова, серьезно добавил: - Летим мы, Ваня, на Красный Гангут.
- Куда, куда? - переспросил Богданов.
- На Ханко или Гангут, как его называли раньше. Слыхал? Тот самый полуостров, который ярчайшей страницей вошел в историю русского флота, - пояснил лейтенант. - У его берегов Петр 1 в 1714 году разбил шведскую эскадру, одержав важную морскую победу.
- Далековато до Ханко, - раздумчиво произнес техник.
- Да, четыреста километров пути, и еще в глубокий тыл к гитлеровцам.
Утром к самолетам приладили подвесные баки. Горючим их залили, что называется, под пробки. Группа взлетела и взяла курс на Ханко.
С полуострова поступали сведения, что положение его защитников еще более ухудшилось, весь этот клочок каменистой земли насквозь простреливается орудиями и минометами. А в воздухе непрерывно идут жаркие схватки с фашистскими асами.
Всю тяжесть обстановки летчики поняли, едва шестерка "ишачков" приземлилась. Сразу начался артналет врага. Самолеты рулили по аэродрому, а вокруг них то и дело взрывались мины и артиллерийские снаряды, разбрасывая мириады осколков. Техники подбегали к машинам и торопливо закатывали их в укрытия. Другие специалисты тут же, прямо под обстрелом, засыпали воронки, сравнивали бугры, укатывали взлетно-посадочную полосу.
Ханковцы научились беречь людей и боевые машины. Все у них было упрятано в скалистом грунте: самолеты, жилье, мастерские, склады, столовые. Вот только сам аэродром укрыть они не могли. Собственно, немного выровненную травянистую поляну скромных размеров, протянувшуюся с востока на запад вдоль южного берега полуострова, лишь с большой натяжкой можно было назвать аэродромом. Западную ее сторону ограничивал маленький ручеек, восточную - хвойный лес, скалы и многочисленные валуны. "И как только летают в таких условиях?" - удивился Василий.
Обстрел аэродрома прекратился неожиданно, и словно из-под земли начали появляться люди. С разных сторон раздавалось дружное "Ура!". Сыпались громкие приветствия. Взметнулись десятки красноармейских шапок. "Гарнизон живет и сражается, несмотря ни на какие трудности. Настоящие герои!" - подумал Голубев.
Отделившись от группы людей, к его самолету быстрыми шагами приближались два человека. Один небольшого роста, в черном реглане, кожаном шлемофоне, другой - в ватной куртке и солдатской шапке-ушанке. Голубев их сразу узнал: первый-командир авиагруппы капитан Алексей Ильин, второй-заместитель командира по политчасти капитан Петр Бискуп. С обоими Василий был знаком, и вот - новая встреча.
- Очень рады, очень рады, что вы прибыли на подмогу!- сказал Ильин, подходя к Голубеву.
Хозяева и вновь прилетевший обнялись. И лейтенант ощутил ту радость, которую испытывает человек, почувствовав себя чрезвычайно нужным другим людям. Она, эта радость, сразу как-то сблизила, сроднила летчика с мужественными защитниками Ханко.
Снаряд не взорвался. "Это к счастью", - порадовался Василий. Он спускался в блиндаж, когда у самых его ног шлепнулся тяжелый остроносый цилиндр. Упал, зарылся в твердую землю.
- Здесь, на адском пятачке, постоянно будешь испытывать свою судьбу, - заметил летчик Михаил Васильев, которому Голубев сказал о вражеском "гостинце".
- На судьбу надейся, а сам не плошай, - перефразировав известную пословицу, поправил его Василий.
Он знал многих ханковцев еще по службе под Ленинградом и считал их надежными товарищами. Вообще Голубев разделял всех летчиков на три категории: на случайных, неприспособленных и прирожденных. К первым относил тех, кто попал в авиацию по недоразумению, вследствие юношеского порыва или поиска романтики. Многие из таких, встретив трудности, старались возможно быстрее расстаться с летной работой. Неприспособленным иногда долго не удавалось уйти из авиации, и они оставались "тяжелым грузом" в частях, не продвигаясь вперед в летном деле.
А к третьей категории - к ней, безусловно, принадлежит и герой нашего повествования - он относил летчиков по призванию, страстно влюбленных в небо. Такими здесь, на Ханко, были почти все. Михаил Васильев - стройный, рассудительно-молчаливый лейтенант с застенчивой улыбкой, и Геннадий Цоколаев - прямой и горячий осетин, человек невиданной отваги, и двадцатилетний Дмитрий Татаренко, вместе с которыми Голубев прилетел на полуостров, балкарец Алим Байсултанов, бывший сельский учитель, бесстрашный воздушный боец,