Для Ньютона же оно удивительнее этого видения, потому что тут, на небе, царит еще все тот же Бог, и священные влияния и посейчас еще, как ангелы, подымаются вверх и спускаются вниз, и это ясное созерцание делает остальную тайну еще глубже, еще божественнее. То же самое происходит и с истинным душевным величием, в общем, теория «нет великого человека для его камердинера» нам мало помогает в освещении истинной природы этого случая. Кроме довольно ясной поверхностности этого утверждения оно еще может быть применено лишь к поддельным, ненастоящим героям или к слишком настоящим лакеям.
26. Во всяком случае гораздо легче и гораздо менее благородно находить ошибки, чем раскрывать красоты. Критикующая муха, садясь на колонну или карниз великолепного здания, будет в состоянии указать тут на пятно, там на шероховатость, одним словом, несмотря на то что взор ее простирается не далее полдюйма, она сумеет найти, что тот или иной отдельный камень совсем не такой, каким он быть должен. В этом критикующая муха будет права. Но для того, чтоб понимать красивые пропорции целого, чтобы видеть все здание как единый предмет, чтоб оценить его целесообразность, устройство различных частей и их гармоничное совместное служение требуемой цели, нужно иметь глаз и понимание знатока.
27. Существенно заблуждаются те, кто считает вспыльчивость и упрямство признаками силы. Кто подвержен припадкам судороги, тот несилен, хотя требуется шесть человек, чтобы сдержать его. Тот силен, кто может тащить, не спотыкаясь, самый тяжелый груз. Это мы должны помнить всегда, в особенности в теперешние крикливые дни. Кто не умеет молчать, пока не настает пора говорить и действовать, тот не настоящий человек.
28. Разве мысли, истинный труд, всякая высокая добродетель — не дети страдания? Словно рожденные из черного вихря. — Истинное напряжение, подобное усилиям узника вырваться на свободу, — вот что такое мысль. Мы совершенствуемся путем страданий.
29. При каких обстоятельствах приходится иногда мудрости бороться с глупостью и убеждать глупость, чтобы она согласилась на защиту мудрости!
30. Жизнь великого человека — не веселый праздник, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми княжествами. его жизнь — не праздная прогулка по душистым апельсиновым рощам и зеленым цветущим лугам в сопровождении поющих муз и румяных гор, а суровое паломничество через знойные пустыни, через страны, покрытые снегом и льдом. он странствует среди людей; он любит их неизъяснимой, нежной любовью, смешанной с состраданием, любовью, какой они ему не могут ответить, но душа его живет в одиночестве, в далеких областях мироздания. В зеленых оазисах, в тени пальмовых деревьев у ручья отдыхает он на мгновение, но долго оставаться там не может, гонимый страхом и блеском, дьяволами и архангелами.
Все небо сопровождает его. Весело сияющие звезды посылают ему вести из неизмеримости; могилы, молчаливые, как скрытые в них покойники, — говорят ему о вечности. о мир, как тебе застраховать себя от этого человека? Ты не можешь нанять его за деньги и не можешь также обуздать его виселицей и законами. он ускользает от тебя, подобно духу… его место среди звезд на небе. Тебе это может казаться важным, тебе это может представляться вопросом жизни и смерти, но ему безразлично, дашь ли ты ему место в низкой хижине на то время, пока он живет на земле, или отведешь ему помещение в своей, столь громадной для тебя башне.
Земные радости, те, которые действительно ценны, не зависят от тебя или от твоего содействия. Пища, одежда и вокруг уютного очага души, любимые им, — вот его достояние, он не ищет твоих наград.
Заметь, он и не боится ни одного из твоих наказаний. Даже убивая его, ты ничего не добьешься. О, если бы этот человек, из глаз которого сверкает небесная молния, не был насквозь пропитан Божьей справедливостью, человеческим благородством, правдивостью и добротой, — тогда я дрожал бы за судьбу мира. но сила его, на наше счастье, состоит из суммы справедливости, храбрости и сострадания, живущей в нем. При виде лицемеров и выряженных стараниями портного высокопоставленных шарлатанов глаза его сверкают молнией; но они смягчаются милосердием и нежностью при виде униженных и придавленных. его сердце, его мысли — святилище для всех несчастных.