Тем временем Аня с гренадерами уже двинулась к подъезду. Шустрый библиограф подскочил к остолбеневшему библиоману и, крепко подхватив его за локоть, подправил - вперёд.
Мы с Васькой шли по Кропоткинской, поглядывая на таблички с номерами. Нашли, осмотрелись, и - Васька увидел эту парочку: старичок одуванчик под локоть препровождает Кутузова со смазанным лицом, - вид перекроено-окуренный, как из параллельного мира выпал.
- Это папа… - толкнул меня Васька. - Я читал, что пугать лунатиков нельзя.
Я всмотрелась, экстерном изучая персонаж, перевернувший мою жизнь. Увидела: он переможется. Минутное раздумье на челе, будто переворачивается какая-то важная страница. Перевернулась. Аминь.
Кутузов аккуратно выпростал свой локоть и шагнул к парадному. Ваську не заметил.
- Что будем делать? - прошептала я.
Васька в недоумении глянул в сторону Храма Христа Спасителя, перекрестился, успокоился и направился к подъезду. Но ему идти было в десять раз дальше: Кутузов уже вошёл. Старичок одуванчик остался на улице. Прошла минута.
И тогда раздался крик. От асфальта, шурша, поднялись в облака голуби.
Мы с Васькой рванули, пулей долетели до подъезда, но старичок одуванчик преградил нам путь. Крик в подъезде повторился.
- Туда нельзя, - строго сказал старичок.
- Там мой отец! - воскликнул Васька.
- А где ты раньше был? - резонно заметил одуванчик. - Ладно, стой рядом. Сейчас узнаю.
Одуванчик выхватил из джинсов мобильничек и быстро спросил у кого-то:
- Сына пускать? - и послушал комментарии. - Не велено. Ждите тут.
- Да что это такое! - Васька не согласился с вердиктом. - Пожалуйста, отойдите в сторонку, я должен туда войти. Не могу же я вас толкать!
- Не можете, молодой человек, никак нет. Через пять минут всё будет кончено. И вы пойдёте куда захотите.
- Кончено?
Я стояла поблизости, рассматривая достопримечательности архитектуры. Надо сказать, ни одна моя нервная клетка не дёрнулась, пока Васька со старичком препирались, а из подъезда вылетали нечеловеческие вопли. Наоборот, я успокоилась. Бушевание страстей меня мобилизует. А тут и ясность приближается.
Устаканится, и все получат своё. Реставратор - неудачник. Непобедитель, он часто
врал и боялся. Обертоны скрежещут, а голосок слабый, отчего ныряет вниз-вверх, - он не может выиграть.
Васька заметил мою уверенность в торжестве справедливости, обиделся, но сразу простил. Наверное, ему хотелось догнать сюжет до яркой расправы со злодеями, но кульминация выстрелила, и нам вот-вот вынесут из подъезда всю сценографию.
Проскрипели долгие секунды. Из подъезда бодро вышли: Иван с опечаленным бандитом, Пётр с обалделым бандитом, Аня с почерневшим реставратором, Кутузов с рюкзаком.
Братки, неприметно и крепко скрученные, тихо матерились и беспомощно болтались в железных клещах: конюхи были безмятежны. Аня отвела реставратора на противоположную сторону улицы, шепча ему на ухо, и показала пальчиком на его собственные окна. Спросила. Он кивнул. Ещё три раза кивнул. Аня посмотрела на старичка библиографа, тот подбежал, взял реставратора за локоть, как давеча Кутузова, и повёл обратно в подъезд. Кутузов, прижимая к сердцу рюкзак, светло смотрел в небо.
Васька приблизился к отцу. Кутузов посмотрел на сына и вздохнул:
- Кончилось…
- Ты вернёшься домой?
- Нет. Пока нет.
- Почему? - без интереса спросил Васька.
- Я женюсь.
- Совет да любовь. А она уже знает?
- Может, догадывается.
- Познакомь?
- Вы же знакомы… - Старший нёс это, поглаживая твёрдые углы рюкзака.
- Может, сначала сессию примешь? Ты же всё-таки на работе.
- Сынок, тебе нужны деньги? У меня есть три тысячи.
- Рублей?
- Нет. Простых российских евро.
- Смешно. Нет, не надо. Передай их невесте. Она заслужила.
Аня дала указания конюхам, и бандиты как сквозь асфальт провалились.
Я смотрела весь этот фарс и вспоминала визит госпожи Кутузовой в редакцию радио "Патриот". Провидеть ей тогда, как оно развернётся, - носа б из дома не высовывала, грамоту бы русскую забыла, на старых подушках спала бы всю жизнь, которая могла быть очень долгой…
Глава 48
- Куда мы сейчас? - спросил Кутузов, когда она завела мотор.
- За цветами, потом на кладбище. К твоей жене.
- Хорошо. - Он закрыл глаза. - А потом?
- В музей. Сдавать имущество государству.
- Как? - задохнулся он. - Ты не можешь так…
- Могу, - спокойно сказала она, трогаясь.
- Аня. Ты любишь меня? Аня!
- Вот потом и разберёмся. Вон цветочный киоск. У тебя рубли есть? - Она выключила мотор.
- Да у меня только рубли. Мне рублями заплатили. Сейчас, подожди… - Он тяжело выбрался из машины, прижимая к сердцу рюкзак.
В сердце кольнуло. Кутузов медленно повернулся, положил заветный рюкзак на сиденье, посмотрел на Аню, ощупал карманы, печально улыбнулся и пошёл. Аня закрыла дверцы, ещё раз взглянула на Храм Христа Спасителя и повернула ключ зажигания.
Кутузов проследил, как повернул за угол её хорошенький серебристый мерсик. Чуть поодаль развернулся "кошкин дом", и кавалькада ушла в неизвестность.
Васька попрощался со мной и пошёл за машиной. Через пятьдесят метров остановился, понаблюдал за сценой у цветочного киоска и пошёл навстречу Кутузову, растерянно топтавшемуся возле входа в метро "Кропоткинская" с огромным букетом белых роз.
Я поехала на работу. Провела эфир. Получила зарплату и написала заявление об уходе по собственному желанию.
Глава 49
Первые дни после увольнения мне было легко, радостно, раздольно! Напевала, пританцовывала. Не надо звонить согражданам, приглашая их в студию. Не надо следить за часами, опасаясь опозданий в прямой эфир. Века железной дисциплины сделали из меня робота, заряженного на решение двух задач: вовремя построить график, вовремя отработать построенное. Хватит! Сколько можно? Не окупается! А главное - мне очень наскучило спрашивать. Оказывается, не так уж я любопытна, чтобы пятнадцать лет подряд интересоваться у солидных и чрезвычайно серьёзных людей, какого чёрта они занимаются именно тем, чем занимаются: поют, летают в
космос, разносят почту, пишут стихи, воспитывают детей в школе и дома, руководят
министерствами, предсказывают погоду, лечат, бьют рекорды, поклоны, друг друга… Пусть они сами, как хотят, хоть на голове стоят. Мне-то что?
Каждый день хотелось, прости Господи, поехать на кладбище к бывшей слушательнице радио "Патриот" Кутузовой, положить гвоздички, посидеть на лавочке и мысленно поблагодарить её за вмешательство в мою судьбу. Но я не знала, где она похоронена. Узнавать - звонить в дом. Звонить в дом - общаться. Общаться - так можно было и не уходить с работы.
Домашний телефон молчал. Мобильный я выключила. Жаркое лето, я простудилась и дурашливо радовалась: могу чихать сколько угодно, даже кашлять вволю! Микрофон для меня - выключен. Всё. Я не желаю знать. У меня нет вопросов. Чихать!
Как-то утром открываю почтовый ящик в подъезде, выбрасываю ворохи рекламок и обнаруживаю толстый конверт. Распечатываю, подозревая политические уговоры: нам часто шлют приветы от партий, отчёты о проделанной работе, планы, - будто я в самом деле желаю знать об инициативах прогрессивного имярека.