А вот, что рассказал Рахимов Бекташ, 1924 года рождения, — бывший секретарь обкома партии, Герой Социалистического Труда, неоднократно награждавшийся высшими орденами государства. Гдляновские следователи задержали его 5 декабря 1988 года во дворе дома, потом его поместили в следственный изолятор, где он провел под стражей 9 месяцев, но впоследствии был полностью реабилитирован, вышел на свободу. О времени, проведенном в следственных камерах, о допросах вспоминает, как о кошмарном сне. На седьмом десятке лет жизни ему пришлось пережить то, что переживали люди в страшные тридцатые годы.
«Вечером вновь вызвали на допрос. Опять допрашивали несколько человек. Вопрос стоял в том же ракурсе: сдаю требуемые деньги — меня тут же выпускают на свободу. При этом договорились даже до того, что я могу какую-то часть денег оставить себе. Шла самая настоящая торговля. Один из следователей — узбек — очень долго уговаривал меня. Когда и это не помогло, то вновь начались брань и угрозы в мой адрес. Гдлян стал шантажировать тем, что даст команду и моего сына, офицера органов КГБ, снимут с должности и уволят. Я пытался, как мог, объяснить, что сын абсолютно ни при чем, так за что же он будет страдать. Надо мной издевались самым настоящим образом, играли на отцовских чувствах, заставляя признать то, чего не было в жизни. Результатами этого допроса все были недовольны. Их, видимо, не устраивало то, что я сказал об отсутствии у меня денег и, естественно, ничего не выдал. До настоящего времени я не понимаю, насколько сами следователи верили в реальность этого чудовищного вымысла. Меня сломило лишь сообщение Карташяна о том, что из-за моего поведения ими арестован сын и в дальнейшем это же ждет остальных членов семьи. О подобной практике следствия мне было достаточно много известно еще до ареста, и я поверил их словам. Я был вынужден пойти на их условия и написать всю ту ложь в отношении многих лиц, которую от меня потребовали. Под воздействием таких угроз, я был готов любого и каждого человека обвинить в чем угодно. Позже одумался и отказался от навязанной лжи.
Примерно 25 декабря 1988 года меня отвезли в Москву. Кажется с 28 декабря к допросам подключился Иванов Н. В. Он продолжил линию Гдляна, заявляя в форме рассуждений о том, что нашей стране просто необходим «расход» людей, людская кровь и жизни, я же являюсь миллионером и если не сдам им деньги, то буду пущен в этот самый «расход». Когда он вел речь только обо мне и моей жизни, я держался и настаивал на правдивости своих показаний, отказывался наговаривать на других напраслину.
Позже Иванов вновь повел речь о моем сыне. С его слов выходило, что после моих первых так называемых «признательных» показаний его, якобы, выпустили из тюрьмы, но теперь арестуют вновь. Он убеждал меня в том, что с ними «нужно дружить, иначе будет плохо — меня в «расход», а сына арестуют». Это надломило меня. Я согласился дать любые показания, но при условии, что они не тронут никого из моих родственников. Передо мной была поставлена задача указать 60 человек в качестве моих взяткодателей. В полной мере при всем желании мне не удалось выполнить этого «домашнего задания» Иванова. Я вспоминал всех, с кем общался за долгие годы, наговаривал на людей, приписывал им мнимые факты дачи мне взяток, и в конечном счете указал около 30 человек. Иванов остался очень недоволен, что я не выполнил его указания, и в качестве наказания поставил новую задачу, увеличив количество моих взяткодателей до 70–80 человек. И я, писав новую ложь, был вынужден это делать, опасаясь за своих жену и детей. Иванов меня корректировал».
А вот показания Айтмуратова Ережена: «Я был арестован 20 августа 1987 года в Ташкенте. Несколько дней содержали в следственном изоляторе, а затем перевезли в Москву. С этого момента начались регулярные допросы, которые вели Гдлян и Иванов. Мне долго объясняли насчет значения чистосердечного признания, советовали во всем признаться, грозя в ином случае сделать «паровозом» по делу, угрожали разобраться с приписками в республике, к которым, якобы, я, будучи секретарем ЦК КП Узбекистана «имел непосредственное отношение. Заявляли о том, что того, кто у них не признается, ожидает расстрел, а кто идет вместе с ними — тому почти ничего не будет и его они даже могут освободить из-под стражи. Запугивали также тем, что если я буду продолжать молчать, то они арестуют жену, сына, дочь, брата. Иванов даже сослался на какой-то пример, когда они арестовали беременную женщину. В заключение поинтересовались — хочу ли я такого конца? Как я мог допустить, чтобы они арестовали абсолютно невиновных людей. Для меня их благополучие стало практически единственным желанием. Не мог я отдать еще и их на растерзание и потому пошел на соглашение со следствием».