Потом Хуррамов скажет, что он хорошо понимал и осознавал допущенное им нарушение, но не мог противостоять Гдляну, не мог не выполнить его требований. В то время тот пользовался в Узбекистане неограниченной властью.
В последующем Хуррамов аналогичным образом даст Гдляну еще пять санкций на арест.
3 декабря в кабинет Хуррамова придет Иванов и потребует санкцию на арест женщины. Тот ему ответит: «… У нас не принято арестовывать женщин, у них, как правило, много детей». Прокурор вновь напомнил Иванову о порядке дачи санкций. Тот, уходя, в сердцах бросил: «Ну, тогда попозже поговорим».
После ухода Иванова Хуррамов, дабы не встречаться с московскими следователями и не арестовывать женщину, уехал с проверкой в дальние колхозы района. Около часа ночи вернулся домой. Жена с испугом сообщила, что его разыскивают московские следователи.
3 декабря утром он встретился с Гдляном и тот стал выяснять, где был Хуррамов ночью, что делал, с кем встречался.
«Тут Гдлян властно потребовал дать санкцию на арест Каримовой Зубайды — дочери А. Каримова. Я опять напомнил Гдляну о порядке дачи санкции — для чего нужно мне изучить материалы уголовного дела и побеседовать с обвиняемой (задержанной). Гдлян сказал: «Мы из Генеральной прокуратуры, ты нам не веришь». Мне пришлось дать санкцию на арест Каримовой Зубайды без ознакомления с уголовным делом».
Конечно, Ш. Хуррамова и близко не подпустили к материалам следствия. Не мог он проконтролировать и законность содержания под стражей Каримовой. Его не пускали в изолятор временного содержания, где находились арестованные. Он не мог с ними беседовать, не мог выполнять свои прокурорские обязанности.
История с Хуррамовым не единственная, когда Гдлян уходил из-под жесткого прокурорского надзора. Мне рассказывали и такие факты, когда Гдлян и Иванов подсовывали прокурорам на подпись документы, не показывая напечатанного в них текста. Просто, оказывая давление, говорили: «Вот здесь распишись и все, читать не обязательно».
Гдлян не только принуждал идти на беззаконие, но и расправлялся с неугодными. Не понравился ему Хуррамов, и того вскоре уволили. Так что хочешь или не хочешь, а во всесилие Гдляна в то время верили. Он действительно навел страх, подавил всякое сопротивление. Он диктовал свою волю прокурорам, диктовал ее и судам.
За моим выступлением небольшое сообщение на коллегии сделал А. Сбоев. Он уже год работал в должности начальника следственной части, во многом разобрался, потому с полным основанием сказал об отсутствии прокурорского надзора за гдляновским следствием. Вокруг дела была создана атмосфера таинственности. В ход следствия были посвящены единицы (Гдлян, Иванов, Каракозов). Надзирающие прокуроры (Попова, Жеребко) знали лишь малозначительные эпизоды. Но и это были не надзирающие прокуроры, а помощники Гдляна, его прикрытие. Попова, к примеру, не могла неделями попасть к нему. Гдлян воспользовался бесконтрольностью и творил беззаконие под крышей прокуратуры СССР.
Сбоев также сообщил, что уже больше года ни Гдлян, ни Иванов не работают, самовольно разъезжают по разным городам. На митингах кричат о росте преступности в стране, на словах проявляя заботу о народе и государстве, а фактически бездельничают, получая за это деньги.
Небольшим, но весьма убедительным было выступление на коллегии старшего следователя по особо важным делам В. Калиниченко. Он расследовал дела в Узбекистане, оттуда переехал в Казахстан. Хорошо знал обстановку тех дней. Поэтому не случайно заявил; «Никогда на наши головы не обрушивался тот позор, который обрушился на нас сегодня. Я знаю, что обнародование материалов в отношении Гдляна ляжет черным пятном на всех нас, потому что очень трудно будет разубедить людей в том, что другие следователи работали честно и делали хорошую работу, и с этим не считаться также нельзя… Сегодня многие говорят о плохом надзоре, и поставили вопрос о человеке очень разумном, очень порядочном — Мазуркевиче. Я ведь прекрасно помню, когда он выехал в Узбекистан и выявил факты нарушения законности в 1984–1985 годах, его оскорбительно Гдлян и другие назвали «Строговичем», то есть одним из основоположников нашего современного уголовного процесса. Навешивали оскорбительные ярлыки и не хотели ни с чем считаться. Эта напористость, которая присуща Гдляну, а затем и Иванову, она как-то гасила все разумное, что люди подмечали, что люди видели в той деятельности… Сегодня обещания Гдляна и Иванова таковы, что все мы, кто сегодня выступает против них, будут сидеть в тюрьме…».