Рабе задумался.
— Там живет старуха Шимановская. До войны она была знаменитой актрисой.
— Я не ее имею в виду.
— Он имеет в виду Рут Голланд, молодую симпатичную девушку, — раздался голос мужчины в очках, третьего жильца комнаты. Он уже несколько минут стоял в дверях и слушал разговор. Его звали Марилл, и он раньше был депутатом рейхстага. — Вы Керн, донжуан, так ведь?
Керн покраснел.
— Удивительно, — продолжал Марилл. — При самых естественных вещах человек краснеет. При пошлых — никогда. Ну, как сегодня торговля, Керн?
— Настоящая катастрофа. Потерял очень много денег.
— Тогда вам нужно еще потратиться. Это лучшее средство избежать расстройства.
— Я как раз и собирался это сделать, — сказал Керн. — Хочу идти в кино.
— Браво! С Рут Голланд, я так понял из вашего осторожного выспрашивания?
— Не знаю. Я же еще с ней совсем не знаком.
— Вы не знакомы с большинством людей. Когда-то нужно начать знакомиться. Валяйте, Керн! Мужество — лучшее украшение молодости.
— Вы думаете, она пойдет со мной?
— Конечно. В этом одно из преимуществ нашей поганой жизни. Каждый человек будет благодарен, если его отвлекут от страха и скуки, между которыми он постоянно находится. Итак, отбросьте ложный стыд! Вперед, в бой, и не дрожать!
— Идите в «Риальто», — посоветовал Рабе с постели. — Там какой-то фильм о Марокко. Я сделал вывод: человек больше отвлекается от действительности, если попадает в более отдаленные страны.
— Марокко всегда можно полюбоваться, — согласился Марилл. — И молодым девицам тоже.
Рабе со вздохом завернулся в одеяло.
— У меня иногда появляется желание проспать лет десять, не просыпаясь.
— И вы хотели бы, проснувшись, быть лет на десять старше? — поинтересовался Марилл.
Рабе взглянул на него.
— Нет. Тогда бы мои дети уже стали взрослыми.
Керн постучал в дверь соседней комнаты. Из-за двери раздался чей-то голос. Он вошел и сразу же остановился. Его взгляд упал на Шимановскую.
Она была похожа на сову в вуали. Глубокие морщины покрывал толстый слой пудры, они смахивали на горный снежный ландшафт. Глубоко в них, словно расщелины, сидели глаза. Она уставилась на Керна с таким видом, будто собиралась броситься на него, выпустив все свои когти. В руках она держала ярко-красную шаль, из которой торчало несколько вязальных спиц. Керн уже подумал, что она сейчас бросится на него, но внезапно на ее лице появилось что-то похожее на улыбку.
— Что вы хотите, молодой друг? — спросила она с пафосом, грудным театральным голосом.
— Я хотел бы поговорить с фрейлейн Голланд.
Улыбку словно смыло.
— Ах, вот что!
Шимановская с презрением посмотрела на Керна и принялась сильно стучать своими спицами.
Рут Голланд поднялась с постели. Она читала. Керн заметил, что она лежала на той кровати, у которой он стоял ночью. Внезапно его бросило в жар.
— Могу ли я вас спросить… — сказал он.
Девушка встала и вышла вместе с ним в коридор. Шимановская послала им вслед какой-то звук, похожий на храп раненой лошади.
— Вы не хотели бы пойти со мной в кино? — спросил Керн, когда они вышли. — У меня есть два билета, — солгал он.
Рут Голланд посмотрела на него…
— Или у вас другие планы? Может быть…
Она покачала, головой.
— Нет, у меня нет никаких планов.
— Тогда пойдемте, со мной. Зачем вам сидеть целый вечер в комнате?
— Я уже привыкла к этому.
— Тем хуже. Я пробыл, у вас всего две минуты и рад, что выбрался оттуда. Я думал, что меня там сожрут.
Девушка засмеялась. Внезапно она показалась Керну совсем ребенком.
— У Шимановской только такой вид. У нее доброе сердце.
— Может быть, но это не написано у нее на лице. Фильм начинается через четверть часа. Идемте?
— Хорошо, — сказала Рут Голланд неожиданно твердо.
У самых касс Керн прошел вперед.
— Минутку, я только возьму билеты. Они здесь отложены.
Он купил два билета и подумал, что она ничего не заметила. Но мгновение спустя ему было все равно — главное, что она сидела рядом. Свет в зале погас. На экране появилась касба Маракеша, красочная и освещенная лучами солнца; сверкала пустыня, а в жаркой африканской ночи раздавался дрожащий однообразный звук труб и тамбуринов…
Рут Голланд откинулась на спинку кресла. Музыка лилась на нее, словно теплый дождь, — теплый монотонный дождь, из которого мучительно всплывали воспоминания…
Она стояла у нюрнбергского крепостного рва. Был апрель. Перед ней в темноте стоял студент Герберт Биллинг, держа в руке скомканную газету.