Я давал все больше и больше разыгрываться моему счастливому, блаженному безумию и дождался, наконец, того, что Редегонда явилась однажды в мою квартирку, находившуюся в конце города, и подарила меня таким блаженством, какого жалкая действительность никогда еще не предоставляла на мою долю. Не было недостатка и в опасностях, но они усугубляли прелесть наших приключений. Так, однажды зимой случилось, что, когда мы ночью катили за городом в санях, закутанные в шубы, мимо нас проскакал ее муж. И уже в ту минуту в моем мозгу пронеслось то роковое событие, которому суждено было вскоре обрушиться на меня всей тяжестью.
С наступлением весны в городе сделалось известным, что драгунский полк, в котором служил муж Редегонды, переводится в Галицию. Мое, нет — наше отчаяние было безгранично. Мы перебрали все темы, которые приходят в голову влюбленным при таких необыкновенных обстоятельствах: совместное бегство, совместная смерть, мучительная покорность неизбежной судьбе. Но наступил последний вечер, а мы еще ни на чем окончательно не остановились. В квартире своей, убранной розами, я ожидал Редегонду, подготовившись ко всевозможным случайностям; чемодан мой был уложен, револьвер заряжен и прощальные письма заадресованы. Все, что я вам рассказываю, уважаемый друг, — сущая правда. Я был настолько под властью своего безумия, что в тот вечер, последний перед выходом полка из города, не только представлял себе возможность появления в моей квартире любимой женщины, но с уверенностью ждал ее. В этот раз мне никак не удавалось, как бывало не раз, привлечь к себе возлюбленную силой воображения и заключить ее, неземную, в свои объятия. У меня было такое ощущение, как будто что-то непредвиденное, может быть, ужасное, задерживает ее дома. Сотни раз я подходил к двери, прислушивался к шагам на лестнице, глядел из окна, надеясь увидеть Редегонду на улице, у ворот. В своем нетерпении я был близок к тому, чтобы помчаться в дом Редегонды и насильно вырвать ее из рук мужа на правах любящего и любимого. Это продолжалось до тех пор, пока, наконец, я не упал в изнеможении на диван, трясясь, как в лихорадке. Но тут вдруг, — дело было близко к полночи, — раздался звонок. Я почувствовал, что сердце у меня перестало биться. Потому что, — вы понимаете, — звонок этот уже не был делом моего воображения. Он раздался во второй, в третий раз и своим резким звуком окончательно вернул меня к действительности. Но в эту минуту, когда я пришел, наконец, к сознанию, что все мое приключение, вплоть до этой ночи, представляет собой только ряд грез, — как раз в эту минуту я воспылал самой смелой надеждой, что Редегонда, потрясенная до глубины души силой моих желаний и привлеченная силой моей любви, стоит у моего порога и что в ближайшую минуту она, в реальном образе, будет в моих объятиях. С этой сладостной надеждой я открыл дверь и увидел перед собой не Редегонду, а ее мужа. Это был он, и я его видел так ясно, как вижу вас сейчас на этой скамье. Он стоял передо мной и пристально на меня глядел.