Барадхия сидел между Деметрием и Рави на маленькой кожаной подушке. Роскошь, которую мог себе позволить только офицер, — отметил про себя Деметрий. Все остальные сидели или лежали на земле. Глаука примостилась слева от Деметрия и, полностью погрузившись в свои мысли, смотрела на раскаленные угли.
— Мы все из народа харран, — сказал Барадхия, — но не все из Ао Хидиса. Слава благородного Бельхадада привела нас на эту землю. Многие бросили свои семьи и стада и предпочли блеск и удачу под его властью.
Деметрию послышалась ирония в голосе Барадхии.
— И дело, которому вы служите, процветает?
— А разве иначе ты был бы здесь?
Перед Барадхией встал на колено молодой раб, или слуга, и протянул ему чашу. Барадхия выпил и облизал усы.
— Хорошо. — Он причмокнул и протянул чашу Деметрию. — Хочешь попробовать?
— Что это?
— Перебродившее молоко кобылицы. Вино пустыни.
Деметрий рассмеялся.
— Насколько я знаю, это вкусно. Мне часто приходилось пить его, но, к сожалению, кислое молоко выворачивает мои кишки.
— Оно освежает и очищает тело. Что в этом плохого?
— С этой цепью я не смогу добежать до ближайшего туалета.
Барадхия отхлебнул еще глоток и отдал чашу рабу, чтобы тот передал ее другим.
— А что касается процветания нашего дела, — продолжил он, — то я участвую в нем уже десять лет. Я родом из-под Дамаска.
— А остальные? Хикар, например, или Харун?
— Харун — младший двоюродный брат князя. Он родом отсюда. Хикар — мой двоюродный брат. И мой начальник здесь. Мы с ним десять лет на службе у князя.
— Все время в Ао Хидисе?
Барадхия рассмеялся.
— Ты что, думаешь, так легко попасть в личную охрану князя? Нет. Мы начинали издалека. Сначала пасли стада. Потом были охотниками, потом воинами.
— А где вы так хорошо научились говорить по-гречески?
— Это общепринятый язык. На нем можно говорить и с римлянином, и с парфянином.
— А что, здесь бывает много парфян?
Барадхия искоса посмотрел на него.
— Я их не считал.
Деметрий молчал. У него не было больше вопросов. Он старался понять, насколько Барадхия верен Бельхададу.
Рави бросил в огонь несколько песчинок.
— Вы сожжете всех, — сказал он тихим голосом.
— Кто? — Барадхия хмыкнул. — И как? Как песок, который ты бросаешь в огонь? Песок не горит.
— А люди горят. В огне, который разжег Бельхададад, вы уничтожите всех вместе с ним самим. Я иностранец, долгие годы проживший в Аравии. Но, даже будучи иностранцем, я понимаю, почему империя не собирается вас больше терпеть.
— Нетерпимость римлян не удивляет. — Барадхия погладил свои ухоженные усы. — Рим растопчет и сломает все, что устроено не так, как Рим. Но мы не сломаемся и не станем такими, как Рим.
— У вас нет другого выхода. Бельхадад это знает. Ты, очевидно, этого еще не понял, — сказал Деметрий.
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы противостоять империи, вы должны быть такими же сильными, как империя. Здесь, на Востоке, вы должны иметь огромное влияние, чтобы не подчиняться Риму. Ты что, думаешь, если Бельхадад заключит союз с парфянами против Рима, то потом за это ничем не будет расплачиваться?
Барадхия тихо засмеялся.
— Ты считаешь, что они придут, помогут нам и больше не уйдут? Как персы несколько сот лет назад?
— Я считаю, — сказал Деметрий, — что вы уже давно Рим.
— Мы не Рим. Мы свободные арабы.
— Свободные арабы кочуют по пустыне, а вы построили город. Рим в пустыне. Вам следовало бы скорее заключить союз с Римом, а не с парфянами.
Барадхия повернул голову и шепнул на ухо Деметрию:
— Ты говоришь как человек, которого я однажды встречал. — И, немного помолчав, добавил: — Его зовут Афер. Ты его знаешь?
Стараясь говорить как можно тише, Деметрий ответил:
— Я его не знаю, но слышал о нем. — Его сердце застучало сильнее. Он вспомнил один разговор в Байе, перед отъездом.
Критянин Саторнилос, которого называли также Миносом, провожал его до пристани. Долгая беседа о делах и планах торговли с дальними странами была закончена. Последнее, о чем они говорили, было положение в Аравии и проблемы, с которыми Деметрий мог столкнуться на обратном пути.
— Мы в этом, конечно, тоже участвуем, — сказал Саторнилос. — Но в этих местах мы готовы отступить. Между нами, и арабами, и парфянами… между тремя жерновами неосторожные пальцы могут быть раздавлены. Это скорее задача для легионов. И для Сейана, если он, конечно, думает о чем-нибудь кроме своего могущества в Риме.