— Тогда, о глупый врач, скажи мне, какие неполитические услуги ты должен оказать царю, который не имеет там никакого влияния?
Элеазар наклонился вперед и тихо сказал:
— Но только если это останется между нами, хорошо?
— Я буду молчать, как тысячелетняя черепаха, которая давно забыла, что она вообще никогда не умела говорить.
— Хорошо, хорошо. Ирод Антипа послал своих воинов в пустыню, чтобы наказать какого-то князя-разбойника. Я должен сопровождать их в качестве врача. А что ты находишь в этом такого смешного?
XXII
ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ И ПОТЕРИ
Мы, однако, приходим в ужас,
когда видим, как умирает кто-то другой.
Когда Сократ был совсем при смерти,
он глубоко заснул, так что его лишь с трудом
удалось пробудить… И нападки своей жены
он воспринял с кротостью.
Какие-то звуки, вкусовые ощущения, чувства. Она не могла подобрать нужного слова, уловить ускользающую мысль. Афер ушел, но его присутствие все еще давало о себе знать. Как след на примятой траве, прежде чем стебли снова выпрямились; как дыхание на стекле, пока влага не испарилась. Осталось только приятное воспоминание, без сожаления и ожидания, что все повторится.
У Клеопатры не было времени для долгих раздумий, даже если бы ей захотелось поразмышлять. Когда она с Таис и Арсиноей утром спускалась во внутренний двор, чтобы купить кое-что в городе — продукты, вино, мази, — то встретила на лестнице слугу, который попросил ее последовать за ним к Клавдии Прокуле.
— Я сейчас приду.
Она протянула сумку Таис.
— Все, как мы решили? Или чего-то не нужно покупать, княгиня? — спросила Арсиноя.
— Как договорились. Встретимся позже наверху.
Клавдия Прокуда ждала ее в небольшой комнате, не такой просторной, но и не такой скромной, как тот зал, в котором она встречалась с Пилатом. Здесь были мягкие кресла и кушетки, на стенах висели римские и греческие ковры с изображениями богов и людей, а на почетном месте стоял алтарь Августа, явное свидетельство того, что супруга прокуратора не собиралась принимать у себя ортодоксальных иудеев.
Прокула сидела за маленьким, украшенным резьбой столом из темного дерева. Она указала на стоящий перед ним табурет.
— Садись.
Клеопатра предпочла бы сесть в кресло, однако выбирать не приходилось.
— Я пригласила тебя сюда, чтобы выяснить некоторые вопросы, — сказала Клавдия Прокула. Она сложила руки на столе и пристально посмотрела на Клеопатру. «Холодная и высокомерная, — подумала Клеопатра, — как и подобает знатной римлянке по отношению к македонской гетере».
— Меня не касается, как ведет себя прокуратор, когда он долго находится в одиночестве, в дороге, без меня, — произнесла Прокула ровным голосом. — Но я не хочу тебя и других… подобных знакомых видеть в моем доме.
— Без нужды я не приехала бы, госпожа. Я могла бы более приятно провести время.
— В этом я не сомневаюсь. Какая же нужда пригнала тебя сюда?
— Твой супруг не разговаривал с тобой?
— Он занят.
Клеопатра кивнула.
— Да, конечно. Но мою историю долго рассказывать.
— Постарайся как можно короче.
Пока Клеопатра рассказывала, на лице супруги прокуратора не было ничего, кроме холодного величия.
— Неприятно, — констатировала Прокула. — Но я поняла, зачем ты сюда приехала. Что Пилат собирается для тебя сделать?
— Он еще ничего не решил, госпожа. Письмо к прокуратору Египта было бы целесообразным, если бы этот Приск не состоял с ним в родстве.
— Каждый с кем-то в родстве, — заметила Прокула. — И у каждого есть враги, которых он может направить против него.
— Ты имеешь в виду конкретного человека?
— Почему я должна тебе об этом говорить?
Клеопатра скрестила руки. Она подумала, стоит ли ей подавить улыбку, но потом все же улыбнулась.
— «Потому что каждый с кем-то в родстве», — повторила она слова Клавдии.
— Как прикажешь это понимать?
— Девятнадцать лет назад… ты взяла меня на руки и приласкала, госпожа.
Прокула не потеряла самообладания, но ее глаза расширились.
— Я, тебя? Где это было?
— Припоминаешь девятилетнюю девочку, которая сумела жонглировать тремя, а потом четырьмя глиняными куклами? Одна упала и разбилась, а я заплакала.
Прокула смотрела на нее, явно пораженная.
— Я… я помню девочку, — сказала она запинаясь. — Где это было? В загородном доме… в Антонии?
— Недалеко от Тускулума, госпожа.