Не следовало сейчас рассказывать о себе все истории. Деметрий знал, что во время долгого путешествия придется много беседовать. Он предвидел также кое-что другое, и Рави подтвердил это, когда около полуночи закусочная опустела.
— Ты подумал о том, что тебе нужен верблюд-вожак?
— Что ты имеешь в виду?
Рави приложил палец к носу.
— Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду. Караван как корабль. Если с самого начала не выяснить, кто будет командовать, отдавая приказы, то лучше вообще не отправляться в плаванье. В пустыне тоже есть рифы.
— Не надо меня пугать рифами, лучше налей еще вина.
Рави заглянул в кувшин, буркнул что-то себе под нос и встал, чтобы снова наполнить его. Деметрий откинулся на спинку стула, пытаясь рассмотреть посетителей в ночном полумраке закусочной. Многих он не знал. Лица некоторых были искажены, потому что те, кому они принадлежали, а может быть, и он сам, слишком много выпили. Под догоравшим факелом, прислонившись спиной к столбу, прямо на полу сидел один из римлян. Из-за чрезмерного количества выпитого вина он, наверное, отправился на свидание к богам. Смола капала ему на голову, образуя надо лбом маленький рог. Его товарищи устроились на подушках и играли в кости, а еще один громко храпел, растянувшись рядом. Руфус давно ушел. Прексаспа с глухонемой персиянкой и Мелеагра тоже не было видно. Микинес и Леонид пытались обсуждать с местными какие-то важные вопросы. В их разговоре, подкрепленном выразительными жестами и гримасами, переплетались обрывки арабских, греческих и латинских фраз. Две из спутниц княгини, то ли служанки, то ли подружки, несмотря на выпитое, оставались свежими и красивыми. А сама княгиня…
— Клеопатра, — сказал Рави, с большим трудом неся полный кувшин и придерживаясь за край стола. — Почему ее зовут именно так?
— Рави, налей мне еще вина.
— Чаши, — пробормотал Рави заплетающимся языком. — Чаши танцуют.
Хотя Деметрий так не считал, он все-таки стал их придерживать. Но Рави удалось наполнить сосуды лишь наполовину, остальное вино вылилось на руки Деметрия.
— Это очень просто.
— Ты, без сомнения, прав. Но не мог бы ты это… немного поточнее…
Тяжело дыша, Рави опустился на свой стул.
— Иногда чаши танцуют, это бывает.
— И что княгинь из рода Птолемеев зовут Клеопатрами, тоже бывает. Даже чаще, чем танцуют чаши в твоем заведении.
Рави сделал глоток.
— Мне было бы интересно посмотреть, — протянул он, — как танцуют в ночи княгини.
Деметрию начинал нравиться этот разговор.
— Как чаши? Или вообще? Или как бы ты хотел? — посмеиваясь над приятелем, спросил он.
Рави глубоко вздохнул и закрыл глаза. Деметрий уже подумал, что индиец заснул, но тот очнулся и сказал:
— Она здесь уже много дней. Она и ее спутницы. Прибыли на корабле, который затем отправился дальше.
— Что ей нужно в Адене?
Рави хмыкнул:
— Она хочет уехать отсюда.
— А что она делала здесь раньше?
— До меня доходили только слухи. Неясные слухи.
Деметрий терпеливо ждал.
— Княгиня и ее спутницы живут в одной гостинице возле гавани. Да, возле гавани. Якобы она любовница одного высокопоставленного римлянина. Еще говорят, будто она собиралась здесь что-то искать. Но я не знаю что. — Он устало протер глаза. — Что я вообще знаю? Некоторые болтают, что она вовсе ничего не искала и вообще не собиралась в Аден. Ей вроде бы просто пришлось быстро покинуть Беренику, а единственный корабль, на который удалось попасть, случайно шел в Аден.
— Другими словами, тебе ничего не известно.
— Как много времени тебе понадобилось, чтобы догадаться об этом!
Деметрий опустошил свою чашу и встал.
— Вежливость, понимаешь ли.
— Не знаю, я ничего не знаю. В том числе и о твоей вежливости, которой ты меня не баловал.
— Я думаю, только вежливость и уважение мешали мне раньше признаться, что я догадывался, что ты ничего не знаешь. Кроме того, я пойду сейчас спать.
— И все?
— Да. Спать. Я слишком много выпил, для того чтобы позволить себе что-то еще.
Рави зевнул.
— Какая жалость, не правда ли, спать в одиночку?
Когда утром Деметрий вышел из гостиницы, он увидел Перперну, сидевшего у подножия пальмы. Старик накинул на плечи дырявое одеяло и оперся левым локтем на котомку. Между колен он держал кожаную флягу, а в правой руке ломоть хлеба, от которого он только что откусил небольшой кусок.