— Если ты будешь ходить вокруг да около, я окажусь в Газе раньше, чем ты договоришь.
Рави согласно кивнул.
— Твой кинжал наготове?
Деметрий взялся за пояс.
— Всегда.
— Будь добр, отложи его в сторону, пока я договорю.
— И не подумаю. — Деметрий вытащил оружие и направил острие клинка на Рави. — Или ты будешь говорить, или я вырежу тебе язык.
Несмотря на шутливый тон Деметрия, ответ Рави прозвучал так печально, будто он сообщал о чьей-то смерти:
— Кое-кто хочет купить мое заведение.
— Тогда тебе следовало бы смеяться, петь и танцевать.
— Ты так считаешь? — Рави погрузился в размышления. — Да, может быть, ты и прав. Но радоваться еще рано. — Сделав паузу, индиец продолжил: — Он хочет купить его не как гостиницу и питейное заведение, а под склад. Еще его привлекают источники воды.
— Уж лучше так, чем никак.
— И он же хочет продать римлянам верблюдов.
— Прекрасно. И почему же ты не поешь от счастья?
— Потому что он сделает все это при условии, если мы возьмем его с собой.
Деметрий сощурил глаза и, внимательно вглядевшись в лицо Рави, медленно произнес:
— Учитывая, с какими муками далось тебе признание, это может быть только особенно дорогой друг. Тут мне никто больше не приходит в голову, кроме Мухтара.
— Так точно, — почти шепотом сказал Рави.
Деметрий криво усмехнулся. После недолгого молчания он решился:
— Ну что ж… Держи его подальше от меня. Окружи его римлянами. Если у меня не будет с ним никаких дел…
У Рави, казалось, гора спала с плеч, но он осторожно предупредил:
— Во время столь длительного путешествия это будет нелегко.
— А ты постарайся.
— Попробую. — Индиец с готовностью кивнул.
— Ты уже позаботился о верблюде-вожаке?
— Позаботился.
Деметрий прищурил один глаз.
— Я думаю, для этой цели лучше всего подходят римляне.
Незадолго до рассвета были увязаны последние тюки. Караван тронулся — Деметрий и четверо его людей, Перперна, Клеопатра и три ее спутницы, Руфус и тридцать шесть воинов, Рави, глухонемая персиянка, которая не захотела оставаться, Нубо, два с половиной десятка погонщиков. И Мухтар с шестью вооруженными слугами.
Рави пристегнул небольшую амфору поверх остальных своих тюков и свертков. Когда Деметрий ее увидел, он громко пошутил, сказав, что там, наверное, особо хорошее вино или таинственная смесь пряностей, но Рави покачал головой и посмотрел на него мрачно и немного укоризненно.
— Урна с прахом моей жены, — смущенно пояснил он. — Я же не могу оставить ее в Адене. Арабы надругались бы над ее могилой.
Деметрий никогда не был знаком с супругой Рави. Она происходила из одной эфиопской народности, проживающей по ту сторону Красного моря, и умерла до того, как он побывал в Адене первый раз.
В первые дни путешествия не произошло ничего, достойного упоминания. Мухтар все время держался подальше от Деметрия, что радовало последнего. Клеопатра, Таис, Глаука и Арсиноя были сами по себе, хотя такое положение вещей Деметрий с удовольствием бы изменил. Правда, он хорошо понимал, что поначалу все были крайне утомлены ездой верхом по раскаленной зимней пустыне, среди скал, которые многократно увеличивали жару и силу солнечных лучей. Люди страдали от палящего солнца, непривычного сидения на верблюдах и постоянной необходимости слезать и идти пешком, чтобы не затекали ноги. Много сил уходило на собирание верблюжьего навоза, который жгли вместо дров. Так обычно делают все, кто вынужден долгое время находиться в пустыне. Дрова у них, конечно, были, но немного, и их надо было беречь на черный день. В начале путешествия даже опытным караванщикам приходилось заново привыкать к трудностям кочевой жизни.
И все-таки первые дни пути оказались самыми простыми. Дороги в королевстве геббанитов и дальше на севере, в древнем царстве сабатеев, были относительно хорошие. Вполне хватало источников воды. Да и постоянно опасаться нападения разбойников не приходилось. Король геббанитов в Томне, правитель в далекой Сабате и его наместники в более мелких городах заботились о безопасности. Это, естественно, обходилось дорого, потому что пошлины нужно было платить не только на границах государств, но и на таможнях отдельных провинций. Последнюю пошлину взимали римские таможенники.
Ладан, купленный со склада Хархаира за четыре обола (две трети драхмы) за фунт, при известной доле везения в Газе можно было продать за две с половиной драхмы, или пять динариев. В среднем на верблюда можно было нагрузить четыреста фунтов смолы. Но грузы распределялись по-другому. Каждый верблюд нес еще воду, дрова, провиант и другие товары, чтобы не случилось так, что заблудившийся и пропавший верблюд увез бы с собой всю мирру или все драгоценные камни.