Выбрать главу

Четыреста фунтов ладана стоили чуть более двухсот шестидесяти шести драхм в Адене, от девятисот до тысячи драхм в Газе, но в пути нужно было платить людям, кормить животных и потратить почти триста пятьдесят драхм на таможенные сборы за груз среднего качества на одном верблюде. Деметрий оставил много золота в Адене. Серебряные монеты нельзя было унести в необходимом количестве.

Мысли о деньгах, дорогах, таможнях и последующих возможностях сбыта — вот что занимало его в первые дни пути. К тому же каравану, как и любому большому объединению людей, нужно было время, чтобы все определились на своих местах и нашли общий язык друг с другом. Как говорил Деметрий, пришли в состояние гармонии. Он благодарил судьбу за то, что с ними шли дисциплинированные римляне. Руфус распределил их отдельными группами так, что они обеспечивали охрану, следили за порядком и устраняли мелкие трудности прежде, чем Деметрий начинал этим заниматься.

Остальное он откладывал на потом. Сложившееся положение вещей его устраивало, и ему не очень хотелось задаваться некоторыми вопросами. По крайней мере, не сейчас. Позже, к концу путешествия, если все будет хорошо, он собирался выяснить некоторые подробности. Поверив в историю Клеопатры только частично, он хотел узнать, что действительно было у нее на уме. Каким образом Валерий Руфус повлиял на Хархаира, чтобы тот продал товар? Что побудило Мухтара отправиться с ненавистными ему людьми из империи, которую он ненавидел ничуть не меньше, так далеко на север, в эту самую империю?

На третий день пути ноги Деметрия стали уставать меньше, и он вновь почувствовал себя опытным наездником. Вечером у костра из верблюжьего навоза он был достаточно бодрым, чтобы расспрашивать Перперну о подробностях его долгой подневольной жизни.

На этот раз старик не отказался отвечать на вопросы. Он прислонился боком к седлу, снятому с верблюда, левой рукой загреб пригоршню песка и стал медленно высыпать его сквозь пальцы.

— По песчинке за каждый потерянный день неприкаянной жизни, — сказал он с грустной улыбкой.

— Расскажи о своих потерях, — попросил Деметрий. — Но не забудь и про выигрыши.

— С чего начать? — Перперна огляделся вокруг. Микинес и Прексасп тоже устроились у костра. Леонид и Мелеагр прогуливались по лагерю. Одна из женщин стояла, прислонившись к скале, и, казалось, прислушивалась. В полумраке Деметрий не мог точно рассмотреть, кто это, но ему показалось, что это была Глаука.

От другого костра приближалась чья-то фигура. По осанке и уверенному шагу он узнал одного из римских воинов. Тот обратился к Деметрию:

— Господин, тебе нужен Руфус?

— Не нужен. Лучше передай ему, что Перперна сейчас будет рассказывать о приключениях римлянина в Аравии.

— Я скажу ему. — Легионер приложил руку к груди и удалился.

Долина, в которой караван остановился на привал, была узкая и длинная. В ней был колодец с солоноватой водой. Свет костров, разведенных довольно далеко друг от друга, не мешал наблюдать мерцание звезд над скалами.

— Может быть, еще кто-нибудь захочет послушать, — произнес Прексасп.

— Кто, например? — Перперна посмотрел на перса.

— Леонид и Мелеагр. Может быть, благородные женщины из Египта. — Прексасп усмехнулся. — Или даже Мухтар.

— Если ты так заботишься о них, — сказал Деметрий, — то я разрешаю тебе сходить к другим кострам и спросить.

Прексасп поднял руки, изобразив притворное отчаяние, и встал. Женщина, которую Деметрий принял за Глауку, ушла в темноту.

Рави поднялся.

— Я знаю все эти истории. — Он грустно улыбнулся. — Не хочется слушать их в тридцать четвертый раз.

— Ты преувеличиваешь, — поправил его Перперна. — В тридцать третий.

— Почему ты не сказал этого раньше? — Микинес указал на темную долину. — Раз ты все равно уходишь, то мог бы пройтись вместо Прексаспа.

— Кто захочет это слушать? — Рави покачал головой и медленно побрел от костра. Улыбался он или нет, никто не увидел.

Через некоторое время у костра появилось еще несколько любителей послушать. Деметрий видел не все лица, но, насколько он смог различить, пришли около десяти римлян с Руфусом, две египтянки, Леонид, Нубо и некоторые погонщики, понимавшие латинский язык.

Перперне явно льстило такое количество слушателей.

— И все это из интереса к моей ничтожной личности! — воскликнул он, театрально взмахнув здоровой рукой.