— Набатеи, — снова вмешалась Ирена, — хорошие союзники Рима. И такие надежные, что один из их князей много лет назад сумел потерять в пустыне воинов Элия Галла. Такие гостеприимные, что вынуждены терпеть римских воинов и таможенников в Леуке Коме. А что произошло бы, если бы Аретас начал переговоры с парфянами о том, что Рим для них слишком могущественная держава?
— Тогда империя послала бы легионы, а Аретаса пригвоздили бы к кресту. И была бы создана набатейская провинция.
Гамалиэль кивнул.
— Я вижу, ты понимаешь, — сказала Ирена. — Но будем рассуждать дальше. Из Петры в Дамаск идет караван. Не важно, откуда он. При пересечении границы царства Аретаса торговцы заплатили пошлину. Будет ли Аретас волноваться о том, что Бельхадад потребует с каравана пошлину за проход по дороге? Набатеи ведь ничего не теряют.
— Они даже выигрывают, — вставил Гамалиэль. — Бельхадад оберегает их от других арабов. Поэтому Аретас дает ему полную свободу действий. Может быть, он даже получает половину от сборов Бельхадада.
Афер молчал, не решаясь что-либо говорить. Наконец он пробормотал:
— Так значит, Бельхадад не делает ничего без ведома Аретаса? Ведет от его имени переговоры с парфянами? А мы…
— Ты еще не осознал все до конца, — сказала Ирена. — Рим далек, но Рим всемогущ. Такие же догадки, как и у нас, уже появились и в Риме. Что произойдет, если мы завоюем Ао Хидис? То есть вы, потому что я всего лишь рабыня. Если вам действительно удастся победить воинов Бельхадада?
— Если удастся, мы позаботимся о том, чтобы в Ао Хидисе сидел князь, дружественно настроенный по отношению к нам. — Афер подумал о юном Хикаре, но воздержался от пояснений в этой части большой игры.
— Князь, который, возможно, будет опираться на нескольких римских воинов. Римская крепость посреди царства набатеев, между Петрой и Дамаском. Тогда парфянам не с кем будет вести дружественные переговоры.
— Значит, то, что мне представляется тайной зачисткой, является, скорее всего, частью хорошо разработанного плана? — Афер рассмеялся. — Плана, предусматривающего осторожность. Чтобы все это не выглядело как завоевание. Чтобы не разозлить ни парфян, ни набатеев. И чтобы это не стоило так дорого, как настоящий военный поход? — Он покачал головой, потом улыбнулся. — Это мне нравится. Но кто мог такое придумать?
— Вот мы и подошли к сути дела, — сказал Гамалиэль. — Два года назад я бы сказал, что только Ливия Августа может так изощренно мыслить. Но эта старая ведьма умерла два года назад. Кроме того, она мало интересовалась чужими странами. Ее шпионская сеть наверняка не была распущена и продолжает кому-то служить. Правда, я не думаю, что она играет здесь какую-то роль.
На несколько мгновений Афер задумался о «старой ведьме». Ливия умерла в возрасте восьмидесяти семи лет и пережила Августа почти на пятнадцать лет. Те, кто верил в случайность, могли благодарить богов за их заботу о том, чтобы все потомки Августа погибли. Кто в бою, кто из-за болезни, кто по другим причинам. Те, кто не верил в случайность, приписывали это не милости богов, а скорее козням Ливии. Бывало, что иная рана, полученная в бою, оказывалась нанесенной в спину, а симптомы болезни порой нельзя было отличить от действия того или иного яда. Внимательные свидетели, которых недоверчивые люди называли шпионами, сообщали Ливии о высказываниях и подробностях образа жизни знатных римлян, в том числе многих родственников Августа. В результате этих доносов, о которых Ливия ставила в известность императора, тому приходилось учинять расправу над своими друзьями и родственниками. Некоторых он приговаривал к ссылке, других к смертной казни. Даже в далеких провинциях знали, что если кто-то о чем-то подумал или сказал, то это обязательно дойдет до Ливии. Когда наконец умер Август, остался только один наследник трона — Тиберий, сын Ливии от ее первого брака с Тиберием Клавдием Нероном.
Афер очнулся, отбросив в сторону кошмарные мысли.
— Ливия мертва, — произнес он. — Не зная, кто унаследовал ее сеть, мы не сможем ответить на вопрос, какое значение эти тенета имеют сейчас.
Ирена подняла брови и бросила на него острый взгляд.
— Ливия интересовалась в основном своей личной властью, мыслями и делами важных людей Рима. Но не военными играми на границе. Ее шпионская сеть, кто бы ее ни унаследовал, не предназначена для этого.
— Значит, император или Сейан?
Гамалиэль откашлялся.
— Я служу царю Ироду Антипе, — сказал он. — Он друг императора. Оба прокуратора, которые должны весной послать своих воинов, тоже служат Тиберию Августу. Мы чтим его и повинуемся ему. — Он слегка улыбнулся.