И в разгар этих воспоминаний, он почувствовал эхо чего-то очень далекого, отголосок другого похищения, когда другой женщине причинили боль, когда разрушили другую жизнь.
Ужасное лицо Лэша и его умирающая, скользкая форма стала воплощением всего гниющего, разлагающегося, материального зла во всем мире, всей умышленно причиненной боли, квинтэссенцией жестокости, унижения и злорадства.
То, что длилось одно мгновенье, но чье последствия длилось всю жизнь.
– Я трахал ее, Джонни-малыш…
Описав дугу, рука Джона, держащая кинжал, упала вниз.
В последнюю секунду, он вывернул запястье так, что рукоятка попала Лэшу прямо в лицо. И связанный мужчина в нем хотел сейчас сделать то же самое, что он сделал когда-то с тем маленьким убийцей в особняке – выпотрошить, вывернуть наизнанку.
Только вот он обманывал себя насчет священной справедливости для всех. То, что произошло с ним уже никогда не исправишь, – тот человеческий кусок дерьма, что причинил ему боль, вышел сухим из воды. И то, что случилось с Тором, не изменишь, потому что Вэлси уже не вернуть.
Но Зи завершил свое дело.
И, черт возьми, Хекс сделает тоже самое... даже если это будет последним деянием в ее жизни.
Со слезами на глазах Джон отнял ее окровавленную руку ладонь от раны... и раскрыл ее.
Развернув оружие, он вложил рукоятку ей в ладонь. Ее глаза вспыхнули, она обхватила оружие и перевернулась, чтобы помочь поддержать ее, пока она тянется к цели.
Грудь Лэша ходила вверх-вниз, его лишенное кожи горло дергалось, когда он судорожно дышал. На него упала вспышка света, и когда он увидел то, что приблизилось, его лишенные век глаза расширились в глазницах, а безгубый рот обнажил зубы в улыбке-оскале, прямо как в фильме ужасов.
Он попытался что-то сказать, но у него ничего не получалось.
И это к лучшему. Он и так сказал уже слишком много, сделал слишком много, слишком много причинил зла.
Пришло время платить по счетам.
В своих руках Джон чувствовал, как Хекс собралась с силами, и смотрел, как она отняла от раны вторую руку, чтобы обхватить оружие двумя руками. Ее взгляд горел ненавистью, внезапный прилив энергии в теле помог поднять оружие высоко над грудной клеткой Лэша.
Ублюдок знал, что произойдет и попытался блокировать удар, прикрывая грудь.
О, черт, нет. Джон быстрым движением схватил парня за плечи, прижимая сволочь к земле, открывая перед ней цель, давая возможность с легкостью нанести точный удар.
Когда она подняла взгляд на Джона, в ее глазах мелькнул предательский красный отблеск, от слез зрачки засветились: вся боль, что она хранила в своем сердце, вышла наружу, как уродство Лэша, весь тяжкий груз, что она несла веками, проявился сейчас в ее взгляде.
Когда Джон кивнул, его кинжал в ее руках обрушился вниз и ударил Лэша прямо в сердце.
Крик зла эхом отразился между зданиями и отрикошетил во всех направлениях, набирая силу, пока не превратился в один громкий «Бах!», сопровождавшийся вспышкой яркого света.
Которая вернула Лэша к его нечестивому отцу.
Потом звук и вспышка исчезли, оставляя лишь нечеткий выжженный круг на асфальте и смрад горелого сахара.
Плечи Хекс обмякли, и лезвие кинжала выскользнуло на тротуар. Она откинулась назад, силы покинули ее, и Джон поймал ее прежде, чем ее тело коснулось земли. Хекс посмотрела на него, и ее слезы, смешиваясь с кровью, стекали по лицу, шее, вдоль пульса, который двигал жизненную силу по ее венам.
Джон прижал ее к себе крепко-крепко, ее голова идеально устроилась у него под подбородком.
– Он мертв, – всхлипнула она. – О, Боже, Джон, он... мертв...
Его руки были заняты, и все, что он мог сделать, это просто кивнуть, чтобы она знала, что он согласен с ней.
Конец эры, подумал он, глядя на Блэя и Куина, которые сражались бок о бок с Зейдистом и Торментом против лессеров.
Боже, у него возникло странное чувство продолжения. Он и Хекс могли бы взять небольшую передышку и сойти ненадолго с тропы войны. Но борьба в тени переулка города Колдвэлл продолжиться без...
Нее.
Джон закрыл глаза и уткнулся лицом во вьющиеся волосы Хекс.
Это был конец игры, именно такой, на какой она рассчитывала, подумал он. Покончить с Лэшем... и собственной жизнью.
Она получила именно то, что хотела.
– Спасибо, – услышал он ее хриплый голос. – Спасибо...
И сквозь волну грусти, накрывшей его с головой, он понял, что эти два слова были лучше, чем «я люблю тебя». Они на самом деле значили для него намного больше, чем все остальное, что она могла бы сейчас произнести.
Он дал ей то, что она хотела. В самый важный для нее момент, он поступил правильно.
А теперь он будет держать Хекс в своих объятьях, пока ее тело постепенно остывает, и она покидает тот мир, в котором он собирался остаться.
И разлука будет длиться дольше, чем время, что он знал ее.
Взяв ее скользкую от крови ладонь, она снова ее раскрыл. А потом свободной рукой, медленным и нежным движением написал:
Б.У.Д.У.Л.Ю.Б.И.Т.Ь.Т.Е.Б.Я.В.Е.Ч.Н.О.
Глава 68
Смерть была делом грязным, болезненным и в значительной степени предсказуемым... кроме тех случаев, когда она вдруг решает вести себя не так, как положено, и демонстрирует свое странное чувство юмора.
Через час Хекс с трудом разлепила глаза и поняла, что на самом деле была не в туманных объятьях Забвения... а в клинике, в особняке Братства.
Из горла торчала трубка. По ощущениям в бок словно воткнули ржавое копье. И где-то слева щелкнули перчатки, снятые с рук.
Голос Дока Джейн был тихим. – Мы реанимировали ее два раза, Джон. Я остановила внутреннее кровотечение... но я не знаю…
– Я думаю, она пришла в себя, – сказала Элена. – Ты вернулась к нам, Хекс?
Ну, видимо, да. Она чувствовала себя хреново, и от того, что уже на протяжении многих лет ее постоянно кто-то режет и колет, она не могла поверить, что ее сердце опять бьется... но да, она была жива.
Буквально на волоске от смерти, но все-таки жива.
Бледное, как полотно лицо Джона оказалось в поле ее зрения, и в отличие от больного цвета его кожи, его синие глаза горели, словно пламя.
Она открыла рот... но через него вышел лишь воздух из легких. У нее не было сил говорить.
Прости, сказала она одними губами.
Он нахмурился. Качая головой, взял ее за руку и погладил...
Должно быть, она потеряла сознание, потому что когда очнулась, Джон уже шел рядом с ней. Что, черт возьми… а, ее перевели в другую комнату... потому что в операционную привезли кого-то еще – кого-то, привязанного к каталке. И, судя по свисающей вниз, длинной черной косе, это была женщина.
Слово «боль»[129] пришло ей на ум.
– Боль… – прошептала она.
Джон повернул голову.
Что? – спросил он губами.
– Кто бы там ни был... боль.
Она снова потеряла сознание... чтобы прийти в себя и покормиться от запястья Джона. А затем снова вырубится.
В обморочном сне она словно вернулась обратно в те времена, которые не помнила, будучи в сознании. И кино это было очень драматичным. Слишком много жизненных перекрестков, где все могло сложиться иначе, когда судьба больше напоминала шлифовальный станок, нежели мешок с подарками. Судьба – как течение времени, неизменная, неумолимая, не считающаяся с мнением живущих на Земле.
И все же... пока разум находился под свинцовым прессом ее бесчувственного тела, у Хекс возникло чувство, что все сработало именно так, как должно – тропа, по которой она двигалась, привела ее именно туда, куда и должна была:
К Джону.
Хоть это и не имело никакого смысла.
В конце концов, она познакомилась с ним всего год назад. Что всячески опровергало странное чувство их векового единения.
Хотя, может это и имело смысл. Когда ты находишься без сознания под действием анестезии и балансируешь на грани реальности и Забвения... вещи выглядят иначе. И чувство времени, равно как и приоритеты, меняются.