Возможность открыто, безбоязненно наслаждаться видом обнаженных женщин, куда более красивых, чем виденные им невольныцы, и даже наблюдать за их ласками, воспринимались Демодоком тоже как новое счастливое приобретение, которым он обязан своей удивительной благодетельнице, и это вызывало в нем еще большее чувство благодарности ей. Правда, и Кидилла, и Стратоника были для Демодока еще более недоступны, чем рабыни в имении мессенского богача. Но он очень привык сдерживать в себе желание да и значительно уже утратил его по старости, как говорилось выше. Поэтому он не чувствовал себя ущемленным, довольствуясь спокойным созерцанием. Теперь, когда молился Афродите и Эроту, он горячо благодарил их за то, что наконец они проявили к нему сострадание.
– И что вы так стараетесь смыть все пятна. Клянусь Зевсом, вы слишком уж осторожничаете. Да если даже что-то и останется, люди скорее подумают, что это кровь жертвенного животного. Ведь люди порой не замечают, что испачкались во время заклания, – сказал Демодок.
– Если на ком-то увидят не смытую кровь, то подумают скорее, пожалуй, что это кровь жертвенного животного, а если увидят кровь на нас, то подумают только нехорошее, ни что другое, – ответила колдунья, посмотрев на Демодока, и неприязненно поморщилась: вид голого мужчины ей был неприятен.
Убедившись, что обмылись совершенно начисто, женщины перешли к трем сделанным из листвы и травы ложам. Они находились между костром и хижиной. Каждый раз в день, предшествующий ночи, в которую совершала обряды на кладбище, колдунья дома приносила в жертву Аиду и другим подземным божествам овцу. Теперь, когда она привлекла к себе на службу Демодока, у нее появилась возможность совершать заклание рядом с кладбищем, что более соответствовало ритуалам черной магии. Жертвоприношение она совершала перед тем, как отправиться отсюда к могилам. Возвратившись устраивала здесь так называемый жертвенный пир – трапезу, в которой употреблялась часть закланного животного. Именно для таких трапез и были устроены эти ложа. На самом высоком из них всегда возлежала Кидилла, на других – Стратоника и Демодок. Последний был несказанно признателен своей госпоже не только за то, что она угощает его жертвенным мясом, но также за то, что даже позволяет участвовать в общей с ней трапезе.
Кидилла легла на ложе. И томно полузакрытые глаза ее, и высоко поднимающаяся от взволнованного дыхания грудь, и трепетно, нетерпеливо изгибающийся стан, и движения бедер полны были страстного ожидания, жажды любовных ласк. Стратоника достала из мешка, с которым пришла сюда, ало- бастр – кувшинчик с благовонным маслом и принялась умащать упругое, ладно сложенное тело госпожи. Но та недолго смогла выносить сладостные для нее, еще более возбуждающие желание прикосновения девичьих рук. Она порывисто притянула к себе рабыню и заключила в свои неистовые объятия.
Если колдунья после жестоких магических обрядов испытывала особый прилив сладострастия, то Стратоника, напротив, теряла влечение к своей любовнице. Тем не менее она поневоле принимала ласки госпожи и отвечала на них. Приятные ощущения, которые девушка испытывала при этом, постепенно перерастали в наслаждение. Оно вытесняло из сознания кошмарные воспоминания и даже мучительную тоску по свободе. Стратоника уходила в спасительное сладостное забвение и, изнуренная страстью, блаженно засыпала в объятиях Кидиллы.