После сражения Евкратис поспешил присвоить себе главную заслугу в достижении успеха. Он стал утверждать, что сам приказал Пентакиону возглавить атаку, которая принесла победу. Эти лживые утверждения возмутили телохранителей стратега и других воинов, также ставших свидетелями ссоры главнокомандующего и нашего героя. Они сочли своим долгом говорить всем правду. Им легко верили, поскольку выглядело слишком сомнительным то, что Евкратис мог поручить такое ответственное дело, как атаку кавалерии, молодому ни разу не бывавшему в сражении воину. Даже друзья не поддержали стратега. Так много нашлось опровержителей лжи Евкратиса потому, что у древних греков было принято действовать, как говорили они, «по справедливости», чтобы не прогневить богов, особенно богиню Правды. Всадники принадлежали к весьма влиятельным кругам в обществе, и, чтобы не вступать с ними в конфликт и примириться, стратег был вынужден признать свою неправоту и даже назначил Пифодора на должность кавалерийского сотника, вместо того, который пал в бою.
Среди воинов, а потом и остальных коринфян распространилось мнение, что тогда, когда наш герой совершил свой подвиг, в него вселилось некое божество. В подтверждение этого предположения ссылались на то, что тогда, когда он призывал за собой в наступление, голос его прозвучал необычайно громко, как не мог прозвучать голос человека. Этот слух способствовал росту авторитета даже больше, чем успешная атака.
Глава 23
23
Остаток года прошел для коринфян спокойно, без каких-либо войн. Но в следующую стратегию Евкратиса его соглядатаи сообщили ему, что мегаряне собираются напасть на Коринф и для этого тайно подыскивают союзников. Он решил опередить коварных соседей и, быстро собрав войско, напал на них.
Однако нападение не было достаточно внезапным: мегаряне успели ополчиться и выступили навстречу коринфянам.
В качестве передового разъезда Евкратис выслал сотню Пифодора. Она столкнулась с разведовательным отрядом мегарян. Пифодор повел своих воинов на них в атаку, что делать, впрочем, было необязательно. Противник, значительно уступая числом, не принял боя и стал уходить. Пифодор начал преследовать его. В подобных случаях это редко делалось, но у нашего героя созрел план.
Воины скакали между лесистыми холмами. За шестым поворотом им открылись ровная местность и лагерь на ней – несколько десятков палаток и костров: мегаряне ужинали и готовились к ночлегу. Пифодор велел своей сотне кричать боевой клич как можно громче и страшнее.
В сгущающихся сумерках караульным показалась несущаяся с большим шумом на них кавалерия на много многочсисленнее, чем была на самом деле. Причем своих всадников они приняли за вражеских. Застигнутые врасплох солдаты сторожевого отряда пришли в паническое замешательство и бросились бежать в лагерь, истошным криком предупреждая о нападении противника. Их ужас передался остальным мегарянам. Большинство помышляли лишь о спасении. Коринфянам оставалось только колоть и рубить. Впрочем, многим мегарянам удалось уйти от резни, поскольку противник им очень уступал числом.
Чтобы закрепить успех, Пифодор преследовал их, но вскоре вернулся в захваченный лагерь. В его руках оказался и богатый обоз мегарян.
Наш герой сейчас же послал гонца сообщить соотечественникам о своей новой удаче. Получив это известие, они были поражены и не могли поверить. Иные даже высказали предположение, что Пентакион разыгрывает их, напившись, или, может быть, внезапно лишившись здравомыслия. Каковы же были всеобщие изумление, радость и восхищение молодым военачальником, когда, поспешив, остальные увидели неоспоримые свидетельства блестящей победы.
Коринфяне воздвигли трофей на месте боя и наградили нашего героя золотым венком. (Примечание: Трофей – столб с навешанным на него военным снаряжением, захваченным у побежденного врага, или просто груда такого снаряжения). Солдаты стали говорить, что он достоен более высокого положения в армии, чем сотник. На общевойсковом собрании (принятом в ополчениях демократических древнегреческих государств) прославленный и уже немолодой воин Сострат заявил, что желает уступить Пентакиону командование всей коринфской кавалерией, и обратился к стратегу с просьбой поменять их местами на занимаемых должностях. Толпа ополченцев шумно выразила одобрение этому благородному поступку и восхищение человеком, его совершающим. Евкратис не хотел продвигать нашего героя по службе, но вынужден был согласиться. Однако Пифодор, растерявшись от такого неожиданного чрезвычайно лестного предложения, отказался из скромности, о чем потом очень пожалел, поскольку связывал с военной службой свои самые честолюбивые мечты.