Никогда не будет достаточно.
* * *
Я оставался в душе еще несколько минут после того, как Хоук вымыл нас обоих, а затем нежно поцеловал меня, прежде чем выйти, взять полотенце и вытереться. Подхватив с пола свою одежду, он покинул ванную, не сказав ни слова и не оглянувшись, а я снова почувствовал такой холод внутри, что никакая горячая вода не смогла бы меня согреть.
Я не торопился вытираться насухо, а поскольку сменной одежды с собой в ванную не взял, пришлось снова надеть джинсы, но без трусов — те по-прежнему оставались влажными от спермы.
Выйдя из ванной, я ожидал увидеть пустую комнату, но, к моему удивлению, Хоук сидел на краю кровати, одетый, сцепив руки на коленях. Его рюкзак и фотография очевидно были убраны с матраса. Он бросил на меня короткий взгляд, но в его глазах не осталось ни следа удовольствия, которое я видел в них всего несколькими минутами ранее, когда он кончил в моих объятиях. Я намеревался взять спортивные штаны и вернуться в ванную, чтобы переодеться, но один взгляд на Хоука заставил меня подойти к кровати. Не обращая внимания на боль в заднице, я опустился на матрас и стал ждать, пока мужчина напротив не скажет то, что ему явно было необходимо сказать.
— Прости, — прошептал он, покачав головой. — Я не хотел причинить тебе боль.
Как бы мне ни хотелось сказать ему, что он этого не сделал, он бы распознал ложь. Глупо было отрицать, что грубый трах без подготовки был болезненным, поэтому я сказал ему другую правду.
— Я не жалею об этом.
Он посмотрел мне в глаза, и наконец кивнул.
— Я не использовал презерватив, — виновато сказал он. — Когда-то давно, еще в армии я сдавал анализы, — удалось ему вымолвить, но потом он снова опустил глаза. — Я ни с кем не был после Ревей. И до нее… она была единственной, с кем я когда-либо был. — Я не мог подобрать слова в ответ на это признание. — Даже когда ее не стало, она так и оставалась единственной, кого я по-настоящему хотел, — продолжал Хоук так тихо, что я едва мог расслышать.
— Ты не должен мне ничего объяснять, — наконец ответил я, по-прежнему ошеломленный его рассказом. — Пару лет назад я сдавал анализы, результат был отрицательным, и с тех пор ни с кем не встречался.
Хоук кивнул и поднялся. Он повернулся, собираясь лечь на свою кровать, а я поначалу не мог понять, что в нем изменилось. Исчезли уверенность, твердость. Вместо этого он казался... сломленным. Я подождал, пока он заберется под одеяло, встал и выключил свет на тумбочке с его стороны. И когда повернулся, чтобы достать сменную одежду и пойти переодеться, услышал, как он снова заговорил.
— Она моя жена, Тейт.
Настоящее время, а не прошедшее.
У меня образовался комок в горле от тоски, прозвучавшей в его голосе.
— Я понимаю, Хоук, — прошептал я, надеясь, что мои слова хоть как-то утешат его.
И в этот момент лишился частички своего сердца. Ее забрал красивый задумчивый мужчина, который любил свою жену так сильно, что даже спустя десять лет после потери отказывался ее отпускать.
Глава одиннадцатая. Хоук.
Хоук
— Ты можешь притормозить на следующей заправке?
Тихий, настороженный голос Тейта вывел меня из оцепенения, и я взглянул на него, но тут же пожалел об этом — мгновенно почувствовал всепоглощающий стыд, а вслед за ним сильный прилив желания, вспомнив, как его тугая задница окружала мой член невероятным жаром.
— Да, — пробормотал я и заставил себя вернуть взгляд на дорогу.
Мы были в пути всего пару часов, и практически не говорили друг с другом с того момента, как оба проснулись от звонка будильника на моем телефоне. Вернее, Тейт проснулся, а сам я так и не спал. Я не смог найти даже несколько минут покоя во сне прошлой ночью, после того как он выключил свет.
Я трахнул парня.
Я предал свою жену.
Я причинил боль Тейту.
Возможно при других обстоятельствах я спокойно принял бы первое, но был слишком терзаем вторым и третьим, чтобы задумываться, что все это значило с точки зрения моей сексуальности.
Весь день я боролся с растущим влечением к Тейту, пока он тихо сидел рядом со мной в машине, но что-то внутри меня оборвалось, когда увидел его с фотографией в руках. В тот момент дикое возбуждение вернулось, усугубляя тяжелое чувство вины, и я выместил на Тейте всю свою сексуальную неудовлетворенность и эмоциональную боль. И вместо того чтобы оттолкнуть меня, он отдался мне.
Я уже подрочил в душе, представляя его, склонившегося передо мной, выставившего свою крепкую задницу, но мой и без того заинтересованный член отвердел до боли, стоило увидеть согласие во взгляде Тейта. И я понял, что больше ничто не помешает мне взять то, что хотел. После этого я уже ничего не мог контролировать.
Абсолютно ничего.
Не смог даже притормозить и поискать что-то, что можно было бы использовать в качестве смазки. Внутренний голос кричал, что слюна в этом случае мало чем поможет, но мне было все равно. Мое нетерпение зашкаливало, и как только член проник в тело Тейта, потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться и дать ему время хоть как-то привыкнуть к моему размеру. Я замер, охваченный стыдом из-за того, что творил. А потом Тейт посмотрел на меня и, видимо, понял мои терзания. Один кивок, дающий мне разрешение, и я ворвался в него, как животное.
А он не проронил ни единого слова, не издал ни звука несмотря на боль.
Мы с Ревей пробовали анальный секс в самом начале отношений, но ей не понравилось. Я обладал немаленьким членом, и ей было некомфортно даже с большим количеством смазки. Поэтому я знал, какую боль могли причинить мои действия Тейту. И даже если бы не знал, сложно было не заметить скованность в его походке утром, когда мы собирались в дорогу. Единственным утешением, если вообще было уместно так назвать, стало то, что я кончил меньше, чем за минуту и дюжину толчков. Настолько был голоден и возбужден.
Я не использовал презерватив.
И испытал самый мощный и продолжительный оргазм в своей жизни.
Мало того, что я предал жену, так еще и секс превзошел любой, что происходил у меня с женщиной, которая была для меня всем миром.
Я не смог оставить Тейта одного, когда тот поднялся с кровати и поковылял в душ. Хотелось лишь одного — свернуться в клубок и утонуть в воспоминаниях о Ревей, но чувство вины не давало покоя. Я заставил себя встать и пойти за Тейтом, убедиться, что с ним все в порядке. Он не заметил, как я открыл дверь, и застыл в молчании, наблюдая, как он проводил пальцами по синякам, где я удерживал его, чтобы не дать отодвинуться. А потом он посмотрел на меня, и я снова почувствовал незримое притяжение между нами, которое ощущал с того самого дня, как впервые встретил его. В тот момент все преграды рухнули, все проблемы на время отступили, и остались только я и он, оба страдающие, нуждающиеся в чем-то, что могли найти только друг в друге. И я занялся с ним любовью. Да, после я пытался отрицать, что мы занимались именно этим, но не мог подобрать других слов.