— Ты не хочешь ее забрать?
— Объектив треснул, — сказал Тейт. — Его ремонт обойдется дороже, чем она стоит. Думаю, они не догадались проверить ее на наличие пленки, — добавил он, убирая в карман рулон непроявленной пленки.
— Это ты снимал? — спросил я, подойдя к его столу и просмотрев несколько разбросанных фотографий.
— Да.
Я обратил внимание на клочки фотографии, которые до этого перебирал Тейт. Части изображения показались мне знакомыми, и я понял, почему, обернувшись через плечо и взглянув на один из разорванных плакатов, который, оказался увеличенной копией этой фотографии.
— Это была одна из твоих любимых, — заметил я, снова взглянув на нее.
Она была разорвана на множество частей, но Тейт соединил некоторые из них, и я смог разглядеть, что на ней было изображено. Черно-белый снимок двух птиц в полете, одна летела чуть выше другой. Над ними нависали тяжелые тучи... надвигающаяся буря, в которую они стремились.
— Это прекрасно, — сказал я, взглянув на Тейта, который стоял рядом со мной, не сводя затуманенного взгляда с фото.
— Я до сих пор помню тот день. Это было летом, мне недавно исполнилось пятнадцать. Бак только что выбил из меня все дерьмо за что-то — даже не знаю, за что, — и я ускользнул из дома, услышав, как он уезжал на своем пикапе. Примерно в миле отсюда был старый амбар, я любил там фотографировать... Я все ждал, подходящего света. Это был идеальный вечер. В воздухе чувствовался запах дождя, а гром гремел так, что дрожала земля под ногами. Я чувствовал себя таким свободным... и тут я увидел этих птиц и начал щелкать, пока они не исчезли. И решил, что когда-нибудь буду на их месте. — Тейт издал резкий смешок. — Семь лет. — прошептал он. — Семь лет я связывал все надежды и мечты с этой фотографией, думал, что когда-нибудь стану достаточно сильным, чтобы встретить бурю, а не бежать от нее.
Он покачал головой и отвернулся. Я наблюдал, как он последний раз окинул взглядом комнату, прежде чем выйти, а потом взял в руки два самых больших куска фотографии, и соединил неровные края.
Я увидел то, что когда-то видел Тейт.
Но увидел и кое-что еще, и это заставило меня наклониться, собрать остальные части снимка и аккуратно положить их в карман. А затем я последовал за Тейтом и покинул комнату.
Глава четырнадцатая. Тейт.
Тейт
Не прошло и минуты, как сокрушительный поцелуй Хоука оказался где-то на задворках моего сознания. Я так хотел сохранить его вкус и ощущение, пока передвигался по полуразрушенному трейлеру, но воспоминания возвращались одно за другим. Слишком чудовищным было мое прошлое. Куда бы ни посмотрел, я видел и слышал все то, что заставляло меня мечтать о дне, когда смог бы вырваться из этого бесконечного кошмара.
— Ты в порядке? — спросил Хоук у меня за спиной, когда я замер у входа в спальню Бака.
— Он никогда не закрывал дверь, когда трахался со своими женщинами, — пробормотал я. — Однажды, подростком, я совершил ошибку, подсмотрев за ним и Денни с одной из них. Бак приказал мне присоединиться к ним.
— И что ты сделал?
Я почувствовал, как к горлу поднялась желчь.
— Я отказался и попытался уйти, но Бак пошел за мной. Он продолжал спрашивать меня, не потому ли я отказываюсь трахнуть ее, что я педик. Я знал, что он сделает со мной, если признаюсь, что я гей, поэтому сказал ему, что боюсь.
— Сколько тебе было лет?
— Тринадцать.
Большая ладонь Хоука легла мне на шею, и я закрыл глаза.
— Что было дальше?
— Когда Бак притащил меня обратно, женщина стояла на четвереньках на полу перед Денни. Она выглядела обдолбанной, но, когда Бак приказал ей отсосать у меня, она потянулась к моим штанам. Я заплакал, когда она коснулась меня ртом. Бак начал трахать ее сзади, а Денни давал ей указания, как сосать у меня. У меня не встал, и он отпихнул меня в сторону и спросил женщину, не хочет ли она отсосать у настоящего мужчины. — Я отвернулся от комнаты Бака и повернулся лицом к Хоуку. — После этого Бак стал называть меня Плаксой Крисом. Денни больше нравилось «Сисси Крисси»[1]. Крис... это мое настоящее имя... Кристофер.
Ко мне вернулось жуткое чувство унижения из того вечера, я попытался отодвинуться от Хоука, но он прижал меня своим телом к дверному косяку.
— Тейт, — прошептал он, а затем нежно поцеловал меня. — Тейт, — повторил он и снова поцеловал.
И раз за разом, произнося мое имя, он углублял каждый последующий поцелуй. Я предполагал, что поцелуй в моей комнате стал лишь очередной случайностью — Хоук был слишком уязвим в тот момент. Но когда наши языки вновь встретились, невольно понадеялся, что он хотя бы немного разделял мои собственные чувства. Когда он наконец отпустил меня, я едва устоял на ногах.
— Надо еще осмотреться, может, найдем какие-нибудь признаки того, куда они ушли, — сказал Хоук голосом все еще хриплым от возбуждения.
Я кивнул и, по-прежнему ощущая дрожь в коленях, последовал за ним на кухню, где стал рыться в ящиках, пока он обследовал хлам и обломки на полу. К сожалению, эти монотонные действия не помогли избавиться от воспоминаний о тех временах, когда меня мучили и терзали Бак и Денни.
Не припомню ни одного случая, когда Бак был добр ко мне, но с Денни дело обстояло иначе. Я часто задавался вопросом, были ли те несколько раз, когда он защищал меня в раннем детстве, реальными воспоминаниями или просто странными снами, как тот, что порой видел о рыжеволосой женщине, которая называла меня Тейт.
Денни был старше меня на восемь лет, так что к тому времени, как я достиг возраста Мэтти, Денни стал подростком, и у нас было мало общего. Но я отчетливо помню, как он сидел рядом на полу, играл со мной маленькими зелеными солдатиками или читал мне один из своих многочисленных комиксов. И частенько в голове всплывала жуткая сцена, где Денни даже оттолкнул от меня Бака, когда тот схватил меня за руку и выкручивал ее до тех пор, пока сустав не хрустнул. Я рухнул на пол, крича в агонии, а старший брат принял на себя остатки побоев, предназначавшихся мне.
Не могу назвать конкретное событие, которое привело к перемене его отношения ко мне. В какой-то момент он стал все больше и больше отдаляться, и однажды, когда Бак набросился на меня за то, что я случайно пролил его пиво, которое ему приносил, Денни лишь стоял в стороне и наблюдал за происходящим с минуту, после чего скрылся в своей комнате. Следующие несколько дней я придумывал в голове оправдания ему, но не смог дальше отрицать правду, когда менее чем через неделю все изменилось.
Бродя по роще за нашим трейлером, я наткнулся на двух брошенных щенков, и отнес их домой, где Денни помог мне их отмыть и накормить. Мы несколько часов играли с ними, и он назвал своего Кометой, а я своего — Рейнджером, в честь героя одного из любимых мультфильмов. Но когда Бак вернулся домой, и мы показали ему щенков и спросили, можно ли их оставить, я увидел что-то странное в его глазах. Он выглядел почти... веселым.
Сначала я не понял, что он имел в виду, заговорив о том, что мы можем позволить себе держать только одну собаку и нам с братом придется выбирать, кого оставить. Но Денни все понял, потому что лицо его помрачнело, и он стал смотреть попеременно то на своего щенка, то на моего. Я все еще был в замешательстве, когда Бак схватил обоих щенков и вынес на улицу. Мы последовали за ним, и я спросил Денни, что происходит, наблюдая, как Бак положил щенков на тропинку, а затем вытащил лопату из кузова своего пикапа. Он посмотрел на Денни, и протянул лопату ему. Когда до меня наконец дошла суть происходящего, Денни уже подходил к Баку и брал лопату из его рук. Мой крик «нет!» прозвучал слишком поздно, да и не имел никакого значения. Рейнджер взвизгнул лишь единожды, и после этого я слышал только тошнотворный звук лопаты, снова и снова врезающейся в плоть. Я рухнул на колени, меня вырвало, и когда в желудке уже ничего не осталось, Бак прошел мимо меня с торжествующей улыбкой на лице. Денни шел следом, держа на руках своего щенка. Он даже не удостоил меня взгляда, так и оставив лежать на земле.