Потому что я терял Хоука... снова. Хотя на самом деле он никогда не был моим.
После душа мы вытерлись, но мне не довелось больше ощутить его вкус, потому что он повернулся спиной и побрел в свою постель, а я лег и свернулся калачиком в прохладной пустоте своей. В какой-то момент мне удалось заснуть, но мозг, видимо, окончательно зациклился на Хоуке, потому что я просыпался каждый раз, когда он шевелился в своей постели. За пару часов до рассвета я бросил попытки поспать и все время прислушивался к его дыханию, гадая, обрел ли он покой сна.
Как только он скрылся в ванной, я стал ждать, когда включится душ. Но тот не включался. И скоро мое разочарование перешло в беспокойство.
Я продолжал стоять, прижавшись ухом к двери, как маленький ребенок. Так и не последовало ни звука льющейся воды, ни звука смываемого унитаза, а я размышлял, не стоило ли просто спрятаться в постели, накрывшись с головой одеялом. В конце концов, неужели я действительно хотел услышать от Хоука, что прошлый вечер был ошибкой? Хотел ли убедиться, что обещанию, которое он мне дал, не суждено исполниться?
Конечно же нет.
Но я все равно поднял руку и постучал. Потому что устал гадать, был ли основан интерес Хоука ко мне на необходимости удовлетворить какую-то физическую потребность или, в нем могло присутствовать что-то большее.
Мне не все равно.
Боже, что Хоук имел в виду, сказав это во время нашей перепалки?
Я снова постучал, подождал пару секунд, а затем повернул ручку.
Он стоял перед раковиной, положив руки на тумбочку, и не выглядел удивленным, увидев меня. Но и сердитым тоже. Наши взгляды встретились в зеркале, и мы долго смотрели друг другу в глаза, прежде чем он снова обратил внимание на свое отражение.
С участков его лица, свободных от шрамов, сползали остатки пены для бритья, но не похоже было, что он брился. Я прошел подальше вглубь ванной, но так и не смог перестать его разглядывать. На нем были спортивные штаны, но без футболки, и я наконец увидел, что шрамы от ожогов тянулись от его лица и шеи до самой талии. Я отвел взгляд к зеркалу и у меня перехватило дыхание. Одна из татуировок — то, что я ранее принял за набор странных символов, — на самом деле было написано в отраженном виде, и смысл текста становился понятен только при взгляде в зеркало.
Я даже не осознавал, что, не моргая, уставился на отражение Хоука, пока он не поднял руку, закрыв мне обзор. Но он лишь потянулся и смахнул с лица пену, которая осела и продолжала сползать вниз.
— Это только для меня, — пробормотал он, поймав мой взгляд в зеркале.
Он говорил о словах, которые начинались на груди чуть выше левого соска и продолжались на боку. Я сразу понял это, стоило ему опустить на них глаза.
— Прости, — прошептал я и отвернулся, сгорая от стыда.
Но тут же почувствовал, как его рука сомкнулась вокруг запястья. Он молча притянул меня ближе. Но не поцеловал и не обнял, а просто повернул к себе лицом.
— Ревей писала тексты для песен.
Я тяжело сглотнул, пытаясь обрести голос.
— Она была певицей?
Хоук кивнул.
— Ей нравилось петь, но она мечтала стать автором текстов. Она хотела слышать, как другие люди поют то, что она написала.
— Она была успешной?
— Она продала несколько песен, но в основном местным группам. Чтобы профессионально заниматься этим, ей пришлось бы переехать в какое-нибудь место вроде Лос-Анджелеса.
— Почему она этого не сделала? — спросил я, до безумия желая обнять Хоука, потому что каждое слово давалось ему с трудом.
— Это означало бы проводить еще больше времени врозь. Я служил в ССО[1], поэтому меня часто отправляли на задания. Иногда я бывал дома всего несколько дней в месяц. Мне необходимо было находиться рядом с местом нашей постоянной дислокации, поэтому летать в Лос-Анджелес или Нью-Йорк стало бы большой проблемой.
— Она предпочла остаться с тобой, — понимающе сказал я.
Хоук кивнул.
— Она отказалась от своей мечты, чтобы я мог жить своей. — Хоук опустил глаза на остатки пены в раковине. — Я подал рапорт об увольнении перед последней миссией. Я собирался поддержать ее в осуществлении этой мечты, и последовал бы за ней, куда угодно.
— Но она узнала, что беременна, — вырвалось у меня. — Хоук удивленно поднял глаза. — Я случайно подслушал ваш разговор с Ронаном в тот день в спортзале, — признался я.
Он некоторое время смотрел на меня, но никак не прокомментировал неожиданное откровение.
— Мы пытались несколько лет, но безуспешно, и уже собирались обратиться к специалисту, когда вдруг узнали. Мы были потрясены, — сказал Хоук с горькой усмешкой. — Ревей унаследовала от родителей дом в Вайоминге после того, как они погибли в автокатастрофе, и мы решили построить там новую жизнь.
— Вы оба оттуда родом?
— Да. Ревей выросла в этом доме. Участок моего дяди граничил с ранчо ее родителей. — Чем больше Хоук рассказывал, тем больше вопросов у меня возникало, но я придержал язык в надежде, что он продолжит сам. — Мы жили в Техасе, недалеко от базы, на которой я служил. В тот вечер, когда на нее напали, я прилетел с последнего задания. Парни из моей команды пригласили меня на праздничную вечеринку, поэтому я поздно вернулся домой. Пока я пил коктейли и праздновал будущее отцовство, Ревей насиловали. И к тому времени, как я наконец добрался до дома, тот уже горел.
Сердце пропустило удар, стоило воспоминанию об истинной природе моей связи с теми жуткими событиями поднять свою уродливую голову.
— Я нашел ее на полу в нашей спальне. Она лежала на ковре, обнаженная и истекающая кровью, тот уже горел, и пламя обжигало ее. Я смог дотащить ее только до входной двери, прежде чем наглотался дыма.
Мой взгляд переместился на шрамы от ожогов на боку Хоука. Я не смог удержаться и коснулся поврежденной кожи. Он вздрогнул под моими пальцами, но не отстранился и не попросил остановиться.
— К счастью, в тот момент появились пожарные и вытащили нас обоих. Ронан дежурил в отделении неотложной помощи, когда нас туда доставили. Он спас жизнь Ревей. Она пришла в сознание и успела рассказать мне, что на нее напали двое мужчин, один из которых называл другого «папашей»… а потом она сказала, что любит меня. Сразу после этого ее пришлось интубировать.
Я застыл и прикрыл глаза — вот как он узнал, что именно отец с сыном отняли у него жену.
— Мне так жаль, Хоук, — прошептал я, качая головой.
Хоук дотронулся до моего подбородка. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы понять — он не осуждал меня. Затем он снова посмотрел на татуировку.
— Пожарным удалось спасти часть дома. Я нашел блокнот, куда она записывала стихи, если рифма приходила ей в голову на кухне, а также распечатку результатов УЗИ, которое она сделала в тот день — оно показывало, что у нас будет мальчик.
Я задержался ладонью на его боку еще несколько секунд, а затем медленно провел пальцами по спине, перебирая рельефные мышцы. Не удержавшись, я все-таки посмотрел краем глаза на отражение татуировки.
— Можно прочитать ее? — попросил я.
Хоук долго смотрел на меня через зеркало, его глаза потемнели от каких-то ему одному известным эмоций. Потом он кивнул.
Я вернулся взглядом к татуировке и начал про себя читать текст, но Хоук неожиданно прошептал: