— Ну здравствуйте, хозяева Рудных гор! — Млынский поочередно обнял Гонуляка и Нечипоренко. — Спасибо за гостеприимство…
— Хорошим людям у нас всегда рады, — улыбнулся Гонуляк.
— Дождались наконец… — Нечипоренко вдруг отвернулся и вытер ладонью глаза.
— Ну что ж, просвещайте, товарищи. — Млынский сел за стол, развернул планшет.
— Выполняя ваше предварительное задание, — начал первым Нечипоренко, — мы тут полазили по горам и кое-что обнаружили. Подземный завод в городе Фридштадт. Выпускает танки. В городке Тропау, тоже под землей, расположен завод по выпуску корпусов и других агрегатов для ракет Фау…
— Отлично. — Млынский наносил данные на планшет.
— И у нас имеется кое-что, — сказал Гонуляк. — В городе Корцен — это недалеко от границы с Чехословакией — делают двигатели для ракет. Там у нас есть знакомые…
— Неплохо для начала… — сказал Млынский и добавил, не оборачиваясь: — Гасан… — И осекся.
С полминуты молчали все. Наконец Млынский, вздохнув, продолжил:
— Виктор Сергеевич, надо прощупать подходы к этим объектам, установить прочные связи с разведчиками, выведенными в Остраву и Прагу. Да и в Берлине пора закрепляться основательнее, вы как думаете?
— Я думаю, — сказал из-за спины полковника Ерофеев, ставя на стол большой казан, над которым вкусно дымился парок, — надо подкрепиться зайчатиной, а потом и с Берлином разберемся…
Вольф в своем кабинете внимательно изучает какие-то документы. Звучит тихая музыка. Неслышно входит Крюгер.
— Краков на проводе, группенфюрер.
— Занге?.. Хайль Гитлер! Как идет эвакуация?.. Все ликвидировать, всех… Тебе что, мало шлепков за последнюю партию продукции? Пришли мне материалы обо всех, кто посещал особую зону «Величка»… И копии их удостоверений. — Вольф кладет трубку, устало вытирает глаза. — Крюгер, доставьте мне личные дела всех членов комиссий, которые проверяли особую зону «Величка» и лагерь «Дора».
— Слушаюсь.
— И смените пластинку. Вы что, оглохли?
Пластинка давно шипела. Крюгер подошел к окну, отодвинул портьеру н сменил на проигрывателе пластинку. Все нарастая, зазвучала вагнеровская увертюра к «Тангейзеру»…
В вагоне берлинского метро битком. Среди усталой публики, серой и молчаливой, за специальной перегородкой — несколько простых украинских женщин в платочках, с нашивками «Ост» на стареньких пальто. Но глаза и лица у них веселей, чем у немцев.
У самых дверей — инженер Кюнль. Он явно нервничает. Смотрит в стекло, где отражаются пассажиры, не наблюдает ли кто за ним. Поезд замедляет ход. Кюнль поправляет шляпу, надвигает ее на глаза…
Толпа выносит Кюнля из метро на улицу. И здесь он замечает Карасева в форме майора вермахта, стоящего около газетного киоска. Встретившись взглядом с Кюнлем, Карасев поворачивается и идет не спеша по улице. Переходит на другую сторону. Оборачивается: за Кюнлем, кажется, нет наблюдения.
Карасев подходит к остановке трамвая. Кюнль останавливается. Кроме них здесь только пожилая женщина с ребенком.
Подходит трамвай. Пропустив Кюнля вперед, Карасев прыгает на подножку, когда трамвай уже трогается.
Карасев и Кюнль стоят рядом на пустой площадке трамвая. Оба смотрят на убегающие назад рельсы.
— Простите, что потревожил вас, но есть несколько неотложных вопросов… Какие еще заводы кроме заводов Льежа производят жидкий кислород? Запомнили? Это несложно. И второе: из каких лагерей по преимуществу направляют рабочую силу в «Дору»?
— Это очень трудно, но я постараюсь, — вяло отзывается Кюнль.
— Счастливо…
Осень. Небольшое кафе на берегу озера в предместье Берлина. Пустынно. Неподалеку останавливается машина Карасева.
За никелированной стойкой дремлет толстуха, на секунду приоткрывает глаза, равнодушно смотрит на Карасева.
Он сел у окна. Из подсобного помещения вышла Гелена.
— Пиво и монетку для автомата.
Гелена порылась в кармашке фартука, бросила на стол монетку и направилась к стойке.
Карасев пошел к телефону.
Вернувшись, сказал подошедшей Гелене:
— У вас никогда не болели зубы, фрейлейн Гелена?
— Нет, слава богу. Пожалуйста: все тридцать два целехоньки, один к одному…
— Как это ни печально, но вам придется пойти к зубному. Фридрихштрассе, 10. Частная клиника доктора Фрибе. — И добавляет тихо: — Передать на словах… К Млынскому из Москвы прибывает инженер-подполковник фон Бютцов. Необходимо устроить его на строительство объектов особого лагеря «Дора» в Нордхаузене. Запомнила? Это несложно…
На краю лесной поляны стоят повозки. Зябко кутается в шинель Ирина Петровна. Рядом молчит Млынский. Покашливает Ерофеев.
— Запаздывает, — говорит подошедший Хват, тревожно поглядывая на светлеющее небо.
Наконец послышался ровный гул мотора. Бойцы побежали вдоль поляны, зажигая сложенные заранее кучи хвороста. Костры четко обозначили посадочную полосу.
Самолет коснулся земли колесами на краю поляны и побежал, поднимая пыль и сухие осенние листья…
Первым, плотно затягивая пояс кожаного пальто, из самолета вышел Семиренко. Млынский даже растерялся от неожиданности.
— Ну здравствуй, Иван Петрович. — Семиренко обнял Млынского и трижды расцеловал. — Не ожидал?
— Нет… Здесь никак не думал встретиться…
— А я вот прилетел. Здравствуй, крестница, — обнял Семиренко Ирину Петровну. Затем — Хвата. — Здорово, подполковник.
— Майор, товарищ секретарь… — смутился Хват.
— Подполковник, мне лучше знать. Тем более что я уже не секретарь обкома, а бери, брат, выше…
— Ну да? — сказал Млынский.
— Вот тебе и «ну да»… Здорово, Ерофеич! Живой?
— А что мне сделается.
— Рад снова видеть тебя.
— Я тоже…
Тем временем по трапу самолета спустились высокий подполковник и смуглый майор с узкими медицинскими погонами.
— Подполковник Канин Федор Федорович, — представил Семиренко. — Твой новый заместитель по политической части… Майор Инаури Зураб. Назначен к тебе командиром медсанроты… А тебя, красавица, — Семиренко обнял за плечи Ирину Петровну, — заберу с собой. Хватит, отвоевалась… Тут еще к тебе несколько специалистов. — Семиренко указал Млынскому на группу людей, которые выгружали из самолета какие-то ящики под присмотром Озерова и Шумского.
Последним по трапу сошел высокий подтянутый человек в офицерской шинели без погон и в шапке-ушанке.
Четко подошел к Млынскому; щелкнув каблуками, отдал честь и доложил по-немецки:
— Инженер-подполковник Фридрих фон Бютцов. Прибыл в ваше распоряжение.
Ерофеев толкнул в бок Хвата.
— Так это ж… старый знакомец! Ах мать его за ногу! Харю наел на казенных харчах, сразу и не узнаешь.
Млынский протянул Бютцову руку.
— Я рад, что вы так четко определили свое место в борьбе с фашизмом.
— Я тоже рад нашей встрече, господин полковник. Я много думал о наших с вами беседах тогда, зимой…
— Тьфу, черт! — сплюнул в сердцах Ерофеев. — Может, они еще целоваться будут?
— Тихо, старик! — одернул его Хват.
— Что — тихо? Видал небось, как они с нашими пленными! А этот — как с парада, сука недобитая.
— Ерофеев! — позвал Млынский. — Проводи гостей и позаботься, чтобы их разместили как следует и накормили… Ты что?
— Слушаюсь… — глухо сказал Ерофеев и кивнул вновь прибывшим: — Пошли…
Семиренко усмехнулся, глядя им вслед:
— Бурчит старик?
— Кипит как самовар, — улыбнулся Млынский.
— Не может привыкнуть к виду живого немца, — сказал Хват.