Дерек помнил семилетнего альфу, привезённого Зауром с Джара. Мальчишка был настолько худым, что было страшно смотреть на выпирающие кости. Омега подобрал его в космопорте, измождённого и хромого маленького побирушку, привёз на Илизиум, и уже через три года тот сдал все тесты, став учеником младшей ступени. Хромоту залечили, волосы отросли, он превратился в молчаливого альфу, смотревшего на Лучиано бирюзовыми глазами, прикрытыми каштановыми кудрями.
- Нет, – Лучиано покачал головой, - его взгляд... он такой, словно я принадлежу ему.
- Тебе неприятно, ты не хочешь, чтобы он смотрел на тебя?
- Я не знаю… - Лучиано затих, борясь с подступающим сном. - Пусть лучше будет Фейруз, я не против, - пробормотал он, погружаясь в сон.
Дерек подхватил на руки спящего сына, чёрные пряди выбились из косы, обрамляя лицо непослушными волнами, их сероглазая звёздочка выросла и уже совсем скоро соединится со своим альфой. Он вышел в коридор с сыном на руках. Недалеко от кабинета неподвижной статуей застыл Фейруз. Увидев Дерека, альфа шагнул навстречу, преграждая путь. Фейруз был ненамного выше Дерека, откинув волосы с глаз, он упрямо смотрел на ректора, утверждая своё право на омегу. Тот только хмыкнул, передавая сына ему, он доверял Фейрузу как себе. Альфа прижал к своей груди Лучиано, осторожно, боясь потревожить сон омеги, развернулся, направляясь в сторону спальни сына.
- Удачи вам! – пожелал Дерек от всей души.
========== Тридцать лет спустя. Часть 2. Кристиан. ==========
Серые тени исчезали в провале катакомб, забирая с собой часть его сердца. Кристиан со всей силы сжал кулаки, прорезая ногтями кожу, он не чувствовал боли, он улыбался! Наследник и соправитель смотрел на своих подданных с безмятежной улыбкой на устах, никто не узнает его тайны, даже тот, кто в сером плаще уходил сейчас вниз, чтобы пройти испытание и навсегда уйти из его жизни. Он готов был закричать и остановить ритуал, но ответственность перед империей заставляла изображать радость от всего происходящего здесь, а он ещё мальчишкой так надеялся, что космос сотворил их друг для друга, как оказалось, зря.
Отцы никогда не наказывали его, позволяя практически всё с самого раннего детства, правило было одно, не навредить тем, кто от тебя зависит. Он был хорошим сыном и позволил себе неповиновение лишь однажды.
Десятилетний Кристиан не был инициатором, он всего лишь пошёл на поводу у юных альф, согласившись принять участие в недетской забаве. Он и ещё несколько омег, последовавших за принцем, решили пробежать через заросли стального тростника, разросшегося широкой полосой вдоль дальнего паркового пруда. Альфы считали подобное невинной забавой, бравируя друг перед другом порезами и ранами, оставленными тростником на юных телах, именно на их подначки и повёлся наследник. Всё было бы хорошо, если бы не аллергия на сок тростника у одного из омег.
Кристиан, удерживая на своих руках задыхающегося товарища по детским играм, скользкими от крови пальцами, безуспешно пытался послать вызов Раулю, ему помог Маттео, вызвав Заура. Именно в тот момент он и понял всю глубину ответственности за чужую судьбу. Кристиан ослушался, и теперь на его руках умирал друг, а он ничего не мог сделать, как и исправить произошедшее. Маттео тихо плакал, помогая придерживать голову омеге, а альфы сбежали, оставив их в глубине дворцового парка одних.
Кристиан обожал своего молочного брата, омега, выносивший его, умер при родах, очередной заговор против императоров. Заур, родивший Маттео за два дня до его рождения, вскормил своей грудью обоих младенцев. И сейчас он был благодарен брату за поддержку, за то, что не бросил его одного, был рядом.
Ответственность, именно она не позволила императорам решиться на рождение второго ребёнка, едва была озвучена причина смерти суррогатного папы Кристиана. Подвергать снова чужую жизнь опасности они не захотели. Кристиан был единственным ребёнком императоров из династии Маруа и по закону первородства, принятым после его рождения, наследником империи.
Всё закончилось благополучно, жизнь омеге удалось спасти, им тоже обработали раны, остановили кровотечение. Кристиан смотрел на то, как трепетно сжимает Заур в своих объятиях Маттео, как дует на его ранки, и завидовал. Рауль, взяв его за руку, повёл во дворец, гнетущее молчание, царившее между ними, нарушил хруст сухих веток и злорадный шёпот сбежавших альф:
- Теперь его точно высекут, вот увидишь!
Кристиан только хмыкнул и, расправив плечи, гордо поднял голову, порезы болели, но хлюпать носом на глазах мальчишек он не хотел.
- Теперь каждый твой шаг будет под контролем! Ты не оправдал нашего доверия, подверг опасности свою жизнь и жизни своих друзей! - негромко выговаривал папа Рауль, меряя шагами кабинет, папа Генрих молчал, но его взгляд был красноречивее любых обидных слов.
Его отправили в спальню под конвоем, запретив использовать регенерирующий гель.
«Уж лучше бы выпороли! - подумал Кристиан. - И почему у меня нет папочки омеги?!» Он горько заплакал, спрятавшись с головой под одеяло. Порезы ныли, не давали уснуть, было больно и обидно. Он не помнил, сколько времени проплакал, прежде чем заснул.
Кристиан всё ещё всхлипывал во сне, когда сильные руки Рауля осторожно освободили его из одеяла, стараясь не задеть порезы, он прижал сына к своей груди. Генрих тихо подошёл к постели Криса, поставив на прикроватный столик поднос с ужином.