Маргерит Коллинз была полна решимости не дать себя обобрать. Как только дверь открылась, она тут же — чтобы, не дай Бог, ее не отправили обратно — вошла и направилась прямо в гостиную. Мабл устало и тупо побрел за ней. Он чувствовал: готовится какая-то неприятность, а ему этого так не хотелось!..
— Ну, в чем дело? — спросил мистер Мабл.
Маргерит ответила не сразу. Она сняла мех, обернутый вокруг шеи, с намеренной неторопливостью стянула перчатки. Движения ее были рассчитаны на то, чтобы как можно более выгодно продемонстрировать округлую белую шею и полные руки. Шесть месяцев назад Маблу было бы этого достаточно, чтобы потерять над собой контроль, но сейчас он и пальцем не пошевелил. Эти шесть месяцев до отказа были заполнены неторопливым пьянством и наплывающими волнами страха, и Маргерит — да и все женщины в мире — перестала его волновать, так что ее старания были заведомо напрасны. Мадам Коллинз поняла это; ей хватило одного взгляда на небритое лицо Мабла, на его мутно-голубые, лишенные всякого выражения глаза. Итак, то, чего она опасалась, произошло… Что же, тогда пускай все действительно станет на коммерческую основу, без всяких переживаний!
— Ты, я вижу, не рад меня видеть? — произнесла она, слегка пришепетывая, — когда-то это сводило Мабла с ума.
— Нет, — ответил Мабл; сейчас он был вовсе не расположен соблюдать светские условности. По правде говоря, он все меньше способен был думать о чем-нибудь, кроме того, что находилось в земле заброшенной клумбы.
Но этот односложный ответ очень не понравился мадам Коллинз; не понравился даже сильнее, чем она могла думать. Он просто привел ее в ярость.
— Не очень-то ты со мной вежлив, — все еще сдерживаясь, сказала она, и мягкие, слишком мягкие щеки ее слегка порозовели.
— Да, — ответил Мабл.
— Значит, сам признаешь?.. Тебе не стыдно? Ты уже забыл время, когда ни за что на свете не сказал бы мне такое?
— Да, — ответил Мабл.
— Да, нет, да! Других слов для меня не найдется?
— Нет, — ответил Мабл.
Нельзя было даже сказать, что он намеренно груб… Если твой мозг как раз в эти минуты попал в знакомую колею, ведущую все к тем же извечным станциям: аресту и казни, — ты едва ли способен ссориться даже с таким задиристым существом, как мадам Коллинз, особенно если ты еще и пьян.
Мадам Коллинз прикусила губу; затем, собравшись с духом, снова кинулась в бой. В конце концов, как ей подсказывала ее крестьянская натура, деньги слаще мести, как ни сладко и то и другое. Если она не получит денег, отомстить будет еще не поздно, но она не отступится, пока не вытрясет из этого шута как можно больше.
И она снова заговорила, совсем тихо, подмешав к интонации ровно столько задушевной интимности, сколько, как ей казалось, способно смягчить сердце Мабла:
— Послушай, Уилл. У меня беда. Большая беда. Мой муж… ты ведь знаешь, какой он, я тебе часто о нем рассказывала… Он невыносим. Я его ненавижу. Думаю, он меня тоже… Я должна уйти от него. И уехать отсюда. Назад, в Нормандию. В Руан. Но мне нужны деньги. У него денег нет. У меня тоже кончились. Уилл, дорогой…
И тут Мабл совершил одну из самых больших в своей жизни ошибок, когда, в пятый раз за минувшие полчаса, сказал: «Нет». Лицо Маргерит еще более порозовело, теперь — от возмущения. Трудно понять, почему Мабл снова ответил отказом: ведь одной-единственной сотни из многих им не истраченных хватило бы, чтобы на время положить конец этой истории. Но он сказал «нет» прежде, чем подумал об этом; он хотел выиграть время. Осторожность, которую он вынес из своего банковского прошлого, учила, что делать уступку шантажисту крайне опасно; в глубине сознания он помнил и о том, что в эту минуту в доме просто нет таких денег, которые удовлетворили бы эту женщину, чек же ей он не выдаст. Ни за что. Так что он сказал «нет», хотя подумал скорее «да». Не будь его мозг так одурманен, он скорее откусил бы себе язык, чем сказал «нет».
Ибо Маргерит сразу перешла к угрозам.
— Очень жаль, — сказала она. — Очень жаль, потому что мне нужна свобода. Если я открою своему мужу кое-какие мелочи, он меня, конечно, отпустит. Но тебе это обойдется в гораздо большую сумму, чем я — идя на неслыханные унижения — прошу… И твоя жена — она тоже ведь не обрадуется, если это случится, да? Она еще ничего не знает, верно? Если ты хочешь, чтобы она узнала…
Лицо мистера Мабла покраснело, потом побледнело.
Угроза попала в цель. Что угодно — только не это! Только бы Энни ничего не узнала! Ключ к его жизни — у нее в руках: он был уверен, что она разгадала его тайну. До этой минуты это его не очень смущало. Жена так долго была в его жизни величиной, близкой к нулю, что он практически не замечал ее; разве что в глаза ей смотреть ему было неприятно. Но если Энни узнает!.. Одурманенный хмелем разум его впервые пришел к печальному выводу: как это важно, чтобы Энни всегда была в хорошем настроении. Ужас, черной волной захлестнувший вдруг его душу, заставил его потерять самообладание.