Марти смотрит на одну, затем на другую.
— Да пошли вы!
31
Разговор с Фульвио
Праздник окончился, и пока Бруна помогает Марти наводить порядок, а последние гости бродят между диваном и дверью, хватаю Фульвио за руку и тащу на террасу. Хочется ненадолго заполучить старого друга и разделить с ним красоту вечера. Единственный минус в том, что он бросил курить и, хочешь не хочешь, придется с этим мириться. Я видела, как он весь вечер сосал фруктовую карамель.
— Может, снова закуришь? — спрашиваю у Фульвио.
— Спасибо, — кривится он, — ты и впрямь настоящий друг. Как продвигается новая книга?
— С трудом, — признаюсь я.
— Конечно, с первой было легче.
Я смотрю на него украдкой:
— Почему?
— Ты описала четко половину своей жизни… Как бы там ни было — неплохо.
— Спасибо. Услышать это от тебя…
— Брось…
— Нет уж. Поговорим.
Он закусывает губу: мимика, которая появляется у Фульвио, только когда тот нервничает или собирается прочесть мораль.
— Не меняй ничего в книге.
— Ты прав. Это не нужно.
— Собственно в этом и проблема.
Мое лицо превращается в сплошной вопросительный знак.
— Я то и дело возвращаюсь мыслями к многообещающей двадцатилетней девушке.
Тушу сигарету в вазе с геранью.
— Жалеешь о театре?
— В том числе.
— Мне нравится писать, ты же знаешь.
— Я хочу, чтобы ты бросила это дело.
— Бред.
— Ты хочешь закончить, как Сара Бернар.
Меня разбирает смех.
— Да я еще младенец.
— Ненавижу, когда ты перетолковываешь жизни друзей, как сверхчувствительная обаятельная дура.
Поднимаю руку.
— А тебя не смущает, что мне в удовольствие заниматься такими вещами?
— Нет. Никогда.
— Не хочешь даже понять. Это ведь не сложно…
— Дублировать порнофильмы?
— Спокойно стареть в кругу безопасных привязанностей, смакуя вкусную еду…
— Какую вкусную еду? Ты вегетарианка!
— Вот дерьмо.
— Что плохого в том, чтобы стремиться к большему?
— Ты знаешь меня так плохо?..
— Достаточно, чтобы понять, когда ты разочарована.
Я опираюсь на поручень, опасаясь упасть.
— Что за соблазн упускать момент, а? Габри, да ты в этом профессионал. Знаешь, ты убегаешь ото всех, никому не открываешься до конца, ты боишься… Так же, как Эмилио…
— При чем тут Эмилио?
— Он влюблен уже год, но даже пальцем не пошевелит.
Топаю ногой:
— Не верю.
— Он приходил искать меня.
— Когда?
— Когда я и ты… Когда я сердился.
— Что он сказал?
— Что хотел попробовать… Ну, старался… но ты…
— Я?
— Сделай что-нибудь.
— Слишком поздно. Ему японка голову задурила.
Отлично. Разговор закончен. Фульвио набрасывает пуловер на спину, направляясь к балконной двери.
— Прости, что я так бесился.
Обмениваемся улыбками.
— Лучше б ты снова начал курить…
32
Встреча
Хоть это и невозможно, но ничего не было — ни сигареты, нервно выкуренной в ожидании, ни спокойного силуэта с рюкзаком на спине, взгляда, ищущего мое лицо в людской толпе, ни одного из тех киношных объятий перед табло прилетов. И все потому, что я опоздала в аэропорт Маркони на полчаса.
Когда я дозвонилась Эмилио по мобильному, он был уже дома и сдержанно принял извинения, сообщив:
— Нет проблем. Мне пришлось проехаться всего на четырех или пяти автобусах…
И натянутое объятие на пороге, которым мы обменялись двадцать минут спустя; не надо быть гением, чтобы понять — передо мной изнуренный человек. Тяжелый рюкзак прислонен к старым пластинкам «Confusional Quartet» и «Nabat», содержимое рассыпано по полу.
— Мне тебя не хватало.
— Мне тебя тоже.
— Есть холодный протухший чай.
— Хочешь, я спущусь в бар и куплю пару банок пива.
— Нет. Приму душ и пойдем. Как насчет китайского ресторана?
Киваю и смотрю на него, а он складывает на кушетку СД с записями «Sky Yong Gods». Перед тем как запереться в ванной, Эмилио поворачивается и говорит:
— Габри, я был такой скотиной.
Щурюсь и сжимаю губы в знак солидарности. Хочу сказать ему: «Бэби, ты страдаешь? Не беспокойся, я здесь». Но я сильная, к сожалению, и не дам воли красивым словам.
Открываю окно, чтобы проветрить комнату, и сажусь на диван-кровать. Слышен шум воды в душе, а через несколько мгновений звонит телефон. Я вижу, как странник возникает из ванной голым и мокрым, в броске снимая трубку. Не сильна в английском, но это и не важно: я худо-бедно изъясняюсь на нескольких языках, и этот — среди них.