Ведь чтобы понять — надо расстаться. Просто так, не попрощавшись разъехаться, ничего не объясняя. Очевидно, нас посетили одинаковые мысли. Мы не захотели становится клеткой друг для друга… Не подумали, что на самом деле постепенно выломали эти стальные прутья и достучались до сердец.
Тогда в постели последней ночью мы на самом деле уже знали, что расстаёмся. Без обязательств и ругани. Почему я не написал после стихов свой адрес и номер сотового? Почему Бес так стремительно уехал, не оставив записки со своим номером? Мы не собирались искать друг друга? Бред… мы же люб… На губах сладко-горькое послевкусие. Мы не стали обузой и… Какие идиотские слова топчутся стадом в тяжёлой голове. Надо проехать на моём «старике» и развеять густой навязчивый туман. Причиной встретиться можно было обозначить возврат долга. Рома знал название мотоклуба, я дал ему визитку автосервиса Гнома…
Бесу с его упрямым пробивным характером не составило бы труда отыскать меня в городе. Но он этого делать не стал. А ведь… если Рома в таком же непонятном состоянии, как я, ищет ответы на вроде бы очевидные вопросы.
Упираюсь лбом в руль, облизываю сухие губы. У меня они всегда такие — нехватка витамина какого-то, а у Беса — гладкие и мягкие, наглые и ненасытные. Сколько целовал — мало всё равно.
И светлые почти белые волосы, сгребаемые моей рукой сзади или падающие мне на лицо… И взгляд такой отвязный и бунтарский, и усмешка приподнимающая уголок рта… Всё помню, всё нравилось, всё было в моих руках.
Чтобы прекратить проталкивать в себя доводы и выводы, резко выскакиваю из машины и врываюсь в гараж. Недоуменно расширенные глаза Женьки красноречивее любых слов:
— Вы почти пересеклись.
— С кем? — смотрю на купюры, что чуть сминает в руках. Так не бывает!
— Парень такой наглый приезжал. Белобрысый. Спрашивал про тебя и передал долг. Держи. — мне протягивают деньги, которые, наверное, мне руку обожгут, если к ним прикоснусь. Беру, не пересчитывая, сую в карман брюк.
— Это всё?..
Гном хотел сначала обидеться, но потом догнал, приподняв бровь.
— Он ещё твои контакты попросил, но ты ж не предупредил меня…
— Ты всё правильно сделал. — выдох немного накалённый, а со следующим вдохом пытаюсь выделить запах Ромки, который стоял тут недавно. — Но ты… мог позвонить мне.
Гном прикусывает губу, определяя масштабы тоски в моём взгляде в соотношении с собственным косяком.
— Лёх… он вот недавно только… — видимо, я уже ничего не могу скрыть. Вернее, не пытаюсь. — Он приезжал на стареньком «Стиде» со времён Монголо-татарского ига. Лёх, прости, протупил! Он — важен, да?
— Необходим, — срывается с моих губ неосознанно и моментально. — Я не смог с ним нормально попрощаться. Не сказал важных слов. Вообще ни хера не сказал! Так что я сам виноват. Если… его опять сюда занесёт, дай мой номер.
— Хорошо. Пойдём. — Жека меня подводит к байку. — А когда ты вступил в другой мотоклуб?
— В смысле? — туплю на наклейку, в которую парень тычет пальцем. — Откуда это тут приляпалось к чертям собачи…?! Бес! — горло словно ожило, выпалив это прозвище. — Какого?!
Мне надо его увидеть! А значит догнать в пробке, растянувшейся до самого центра из-за ремонта дороги. Прочитав меня без слов, Женька говорит:
— Агрегат на ходу — можешь ехать! — как благословил и дал волшебного пендаля. — Только…
Мне надо… его увидеть! И вести себя как прежний Леший, который до сих пор так и не пристроил сердце.
Ромка
«Необходим» — стучит в висках до сих пор. Когда отхожу подальше от ворот, чтобы меня не заметили, когда сажусь на байк и цепляю шлем. Состояние — полного нестояния, больная улыбка мешается с не к месту выступившей влагой на ресницах.
Ах ты ж сукин сын!!!!!!!!!!!!!!!!
Ну я тебе все свои сдохшие нервы припомню и кошмары, и бессонные ночи, и голодовку. Все, сука, верну! Вдвойне! Я не жадный.
Выжимаю газ, рыкнув мотором. Оборачиваюсь назад, считая до трех. Оба выскакивают на «два-лучше покажись-а-то-перееду-нах».
Ещё раз, убирая подножку и едва удерживаюсь на месте.
Стоит он тут! Смотрит! А глаза шальные, печально-ахуевшие. Удивлен, милый?! Сюрприз, бля!
— Правила игры помнишь? — ору через шлем, кивнув вальяжно, и хлопаю «забралом». Его усмешку не то что вижу — кожей чувствую, каждой клеткой, в ней и азарт, и драйв, и… мне — пиздец!
Срываюсь с места, пока он седлает своего «коня». Успеваю ворваться в поток машин, слыша рёв за спиной и пока лидируя с форой.
Смог бы он не поехать следом?.. Нет, ну он же не бессмертный, правда?.. А значит — ответ очевиден, и этот ответ несётся следом по дороге, шугая машины и плюя на все лишние правила дорожного движения.
Я почти вырвался, скидывая с себя ледяной панцирь, и дело вовсе не в разделяющем нас расстоянии, тут мы наоборот идём на сближение. И чем ближе рёв, тем горячее становится мне, словно градус в крови всё ползёт вверх. Дело в нас самих. Заболели. Оба. Хронически.
От этого хочется смеяться, плакать и бухать, а ещё трахаться до потери сил, пульса и рассудка. Но пока… Он почти догоняет меня, подрезав заторможенный «шухер» на повороте и… резко тормозит, сворачивая на обочину. Ну… я так не играю.
Пока я никому… ладно, пока МНЕ никто не мешает, разворачиваюсь и вдоль тротуара качу к нему. Припарковавшись, не шибко красиво сдираю шлем, поглядывая на Лёху снизу вверх.
— Сломался, лошара? — произношу в привычно-скотской манере, он продолжает в упор смотреть, не моргая, а у меня голос дрожит, и руки трясутся. Хлопаю ладошкой позади себя, — Ну айда, подвезу, — тупит в упор, я весь потом обтекаю от такого взгляда, словно ищет что-то и, к моему спасению, не находит.
— Только туда, куда повезу… оттуда уже не возвращаются.
Молчит, блядь! Может, реально сломался? Может, не мой мужик?.. Да, вроде, мой. Отвык от меня за месяц? Надо напомнить…
— Если из ступора не выйдешь — я тебя прямо тут засосу!
— Ромка, — усмехается и мотает головой. Перезагрузился, что ли?
— Да ну?! — яд так и сочится в голосе. — Не может быть. Пол часа с ним разговариваю, и всё мимо. — и потом как накатывает на выдохе. — Леший, ты мудак!
— Не удивил. Ты, кстати, тоже. Мог бы попрощаться.
— На работу выдернули, я ж к тебе Ваньку заслал… — молниеносное прозрение приходит прицельным в голову. — Не сказал, да?
— Вежливо промолчал.
— А самому найти — не судьба?! — прорезается голос и вместе с ним гонор. — Или стихи писать мы умеем, а трубкой пользоваться — нет?!
— А тебе оно вообще надо?.. — во взгляде читаю то ли приговор, то ли прощение, вообще ни черта не разберу: перед глазами всё плывёт, и видимо Лёха моё состояние чувствует, руку на плечо опускает и сжимает до хруста. — Ром, только серьёзно.
— А когда я был не серьёзен?
— Все случаи перечислять?..
— Подумаешь заржал разик во время секса — перекрыло, бывает. Не потрахались — зато посмеялись! — мимо нас снуют машины, матеря мою способность вставать там, где не особо им удобно. — И вообще, когда нас схватит импотенция, со мной будет весело.
— Так себе перспектива на будущее.
— Со мной вообще — не сахар, и дома меня не бывает, живу работой, и вообще я — сукан — и носки разбрасываю, но если решил… помогу перевезти твои вещи прямо сегодня.
— Куда? — на губах Лиханова выползает насмешливая улыбка.
— Поехали, покажу…
До моей квартиры добираемся минут за двадцать. Лёха едет своим ходом, а я не перестаю ржать и на последнем перекрёстке всё-таки выхватываю подзатыльник. По шлему не больно, но обидно. А всё Гном — его не заправил, а без топлива, как оказалось, транспорт не двигается.