Но где взять материалы для произведений? Опять шарить по помойкам?
Козин уже давно страдал от своей проволоки и автомобильных покрышек, от банок, от унесенных от семьи зеркал и ботинок. Он мечтал об европейском дизайне с чистыми линиями и белыми плоскостям, а не о горьком остроумии средне-русской (якобы возвышенной) смекалки.
Панин же, наоборот, покупал перед самым выступлением в финском магазине какого-нибудь дорого шнура, серебристого полиэтилена и выкручивался этим баснословным полиэтиленом, перегораживая и отсекая пространства на манер Христо. Однажды он не пожалел и жизнь, чтобы выпилить кусок золотистого льда с середины обманчиво застывшего Об. канала.
Но совсем плохо было Флягину: ни денег, ни запасов, ни спекулятивного хитроумия. У него была единственная заначка: четыре огромнейших белоснежных холста, загрунтованных и натянутых по последнему слову Киплика. И чернила. Школьная бутылочка фиолетовых не загнивающих чернил. Да перо с Почтамта. Все это он хранил для какой-то другой, Лучшей, жизни. Но время потихоньку истребило все его лучшие надежды, и он решил истребить и эти засекреченные / законсервированные на лучшее холсты.
В ночь перед выставкой он их расставил в зале и, напившись водки (настойки овса за 8 р. из аптеки, что была тогда очень популярна по всей стране), вымазавшись сам, вымазал об них все чернила. Боже упаси – это не стали картины: было решительно ясно, что здесь сводили счеты с самой идеей какого-либо изображения. Это был черновик трактата "О невозможности быть художником, о невозможности не быть им". Современная художественная ситуация, не оставив худ. никакого выбора, не предоставила ему взамен и никакой определенности.
Кругом, повсюду тождества различений, герменевтические, гадство, круги. Трактат был подвешен и стал считаться частью чего-то более целого. Что, в общем-то, и требовалось доказать.
ххххххххх
У нас никогда не было никаких "разборов матчей", и вообще, раз сделанное, уже никто никогда не обсуждал. Появившуюся статью, заметку прочитывали по диагонали и передавали с элементами церемонии обратно Флягину: сиё подшить.
У Флягина имелся в его борейском тупике, где он спал и питался салом с хлебом (иногда это была селедка с луком) старинный дубовый шкаф. В нем-то Флягин с аккуратностью старинного секретаря и держал Архив. Кроме Архива в том шкафу хранились запасные брюки, папка с рисунками и журналы по Искусству, которые Флягин брал напрокат в борейской лавке. Там же лежали и маленькие золотые очечки, в которых он был похож на памятник Грибоедову (мыслитель из чугуна).
Он хотел быть полезным (ходить за дровами, белить потолок, носить ранки);
хотел быть полезным как друг (выручить из беды);
хотел быть полезным как учитель (учить рисунку детей);
как поэт (написать книгу);
как герой (быть героем книги);
как сын (быть сыном своего времени, ну, на худой конец, Родины) —
но все это было как-то бесполезно.
– Все это было. Никому этого не надо. А, пропадай, талантище! – и он шел в ларек за спичками.
ххххххххх
Никто и не отрицал, что "всё это было" "и будет и пройдет" (и пребудет). Одни Ничевоки чего стоили! Чего стоил один тотальный сюрреализм! Золотой век (золотой запас) культуры на все времена. "Я ищу золото времени" – так записано на могилке Бретона. Они все теперь Сиятельные трупы.
Но время должно возобновляться (пусть из пепла) поскольку это настоящее время. Сюрреализм был адаптирован цивилизацией, превращен в социальный и экономический дизайн. Сам дух сюрреализма общими усилиями постмодерна может превратиться просто в Труп (без изысканных прилагательных). Поэтому и необходима гальванизация мертвеца – если и не вернуть культуре её изначальную витальность и энергию креации, то хотя бы из гигиенических и санэпидемиологических соображений проветрить рекреацию. Т.е. Новые Тупые выступали с чисто профилактическими целями – так в жанре виртуального боевика вызывают самоубийц-чистильщиков, – а не с целью стяжать себе бессмертный хэппи-энд.
В этом смысле – в смысле общекультурной задачи, экзистенциальной сверхзадачи – мы могли бы быть куда полезнее, чем действующие в тот момент Митьки и бурно бездействующая, умасленная специфическими благовониями мумия Новой Академии, решившаяся, долго, правда, сомневаясь, поиздеваться над самим термином "История искусств".