И дома, и на работе Орви держалась особняком. Ей нравилось стоять в самом темном углу, где ее никто не замечал. Иной раз, устав от сидения перед телевизором, Орви шла в коридор, к скульптуре, и сосредоточенно старалась принять такое положение, которое соответствовало бы позе высеченной из камня женщины. Тренировка принесла плоды. Позже Орви на работе и дома часто принимала позу мраморной женщины и подолгу стояла так. Мышцы не уставали, — по-видимому, у Орви не было больше нервов, даже звуки она почти не воспринимала. Только запахи еще действовали на нее. В трамвае или в автобусе она выходила на несколько остановок раньше, если чувствовала, что от кого-то исходит резкий запах. Дома она держала окно открытым до тех пор, пока ее не начинала пробирать дрожь. Проветривая, она не обращала внимания на ворчанье Паулы и Маркуса.
В последнее время Орви стал преследовать и запах Маркуса. Она не понимала, почему от мужа пахнет торфом. Ведь Маркус все дни проводил на свежем воздухе, на ветру, скорее — поскольку время было зимнее — к нему мог бы пристать запах сажи и дыма от находившихся поблизости труб.
Орви опрыскала свою подушку лавандовым маслом, однако стоило ей лечь, как в нос ударял все тот же запах торфа. Во сне Орви видела себя погребенной под комьями торфа.
На работе женщины стали чураться Орви. Любительницам посудачить неприятно, если кто-то постоянно молчит и к тому же принимает какие-то странные позы. Она что — занеслась и воображает, что ей уже не годится общаться с ними?
— Ей-богу, она немного чокнутая, — долетали до слуха Орви озабоченные фразы.
«Да — нет, да — нет, да — нет», — мысленно повторяла Орви.
Но вот однажды Орви разбудили от летаргии.
Они втроем сидели, развалясь, перед телевизором и как раз переваривали тяжелый ужин, когда в дверь постучали.
Маркус, подтянув штаны, поплелся открывать.
Орви с трудом повернула голову, у нее было такое ощущение, будто в шею ей всадили гвоздь.
Разумеется, Алар споткнулся о корзину. Он вовремя успел ухватиться за плечо Маркуса и поэтому не упал. Гость расхохотался, хотя ничего смешного в том, что он стоял посреди рассыпавшегося картофеля, не было.
Орви оцепенела. Стыд парализовал ее на этот раз не из-за корзины с картофелем — она боялась, что Алар скажет что-нибудь про запах торфа.
Орви встала. Ее холодные, как ледяшки, пальцы утонули в теплой ладони Алара.
— Ну вот, сидят здесь оба спокойные и веселые, а как там друзья — им и дела нет!
В упреке Алара не было ни одной серьезной нотки.
Левой рукой Алар придерживал что-то за пазухой.
Орви подумала о субъекте, приходившем к ним вернуть документы Маркуса. Смешно было задним числом вспомнить, как этот оборванец, скривив шею, заглянул за пазуху и примирительно пробормотал: «Кутя-кутя».
Чего только не оседает в памяти, если гость в доме — редкость, да и впечатлений почти не бывает.
— Бритта прислала тебе подарок, — таинственно прошептал Алар и вынул из-за пазухи щенка.
В руки Орви шлепнулся маленький теплый комочек, у щенка были такие же светло-голубые глаза, как у Орви.
— Наша собака ощенилась пятерыми! — произнес Алар. В его голосе звучала гордость.
Орви натянула полу кофточки на свои холодные руки, чтобы собачке было теплее.
— Бритта сказала: как они там живут без живности, — словно извиняясь, пробормотал Алар, смущенный мрачным видом Маркуса.
Паула откинулась на спинку стула и сердито смотрела на кухню.
Орви нежно прижала щенка к груди. Он просто чудо, тот милый зверек! Коричневая с белыми подпалинами шерсть складками собиралась на затылке, щенок мотал головой, и его бархатистые обвислые уши болтались из стороны в сторону. На толстых лапках крошечные, острые, как иголки, растопыренные коготки.
— Бумаг у него нет, но порода хорошая, верная. Аж слезу прошибает, до чего нежная душа у этих собак, — рассмеялся Алар, однако далеко не так храбро, как вначале, когда входил в дом.
В конце концов Маркус догадался предложить Алару снять пальто. Внезапно руки у Орви согрелись, где-то внутри как будто прорвалась плотина. Орви быстрыми шагами подошла к Алару, свободной рукой обхватила за шею и поцеловала. Алар похлопал Орви по плечу и удовлетворенно сказал:
— Я знал, что ты обрадуешься. Собака — друг человека.
Оба рассмеялись.
Орви слышала, что человек, побывавший в когтях у смерти, всегда стремится впоследствии жить в свое удовольствие. Он как бы вдвойне наслаждается подаренными ему днями. Так и Алар, переживший недавно тяжелую операцию.