Из подъезда никто не выходил, это точно: я глаз с него не сводил. Дверка машины внезапно распахнулась и на сиденье рядом со мной опустилась щуплая фигура. Я дёрнулся и замер. Дверка снова захлопнулась, и мы остались вдвоём, отрезанные от всего мира. Мокрец сидел, глядя вперёд пустым немигающим взглядом, словно не замечая меня. Пахло одеколоном. Тёплый аромат сандала и цитруса не сочетался с этим безжизненным лицом. В совершенной неподвижности он был похож на восковую куклу. Я рассматривал резко очерченные скулы, по-девичьи округлый подбородок вампира, прямой нос с еле заметной горбинкой и красиво вырезанными ноздрями, и не ощущал ничего, кроме лёгкой брезгливости. Даже страха не было, только острое сожаление о том, чего я не сделал в жизни. Почему-то особенно обидно было, что у Тани останется плохая память обо мне.
Тёмные, почти чёрные волосы мокреца распущены и спутаны, отдельные пряди спадали на лицо, затеняя неестественные бледно-зелёные глаза, с кукольно густыми пушистыми ресницами. Обожженная кожа медленно светлела. Бледные губы сомкнуты, но расслаблены. Я не мог отвести взгляд от его лица, и только когда начал задыхаться, понял, что инстинктивно старался быть незаметным, а мелкого поверхностного дыхания мне не хватало. Я перевёл дух и стал дышать нормально. Тонкие ноздри дрогнули.
- Ну?
- Что "ну"? - удивлённо переспросил я.
- Ты не хочешь попробовать убить меня, человек?
Я подумал, что у меня нет никакой возможности незаметно выхватить нож, и ответил чистую правду:
- Хочу, но не знаю как.
Его губы еле заметно дрогнули, будто он собирался улыбнуться, но передумал. В этот момент мужчина с крупным ротвейлером поравнялись с машиной, и собака неожиданно рванулась в сторону с испуганным видом, так что хозяин едва удержался на ногах. Кровосос повернул к ним голову, и я схватился за нож. Где там! Даже замахнуться не успел. Ледяные пальцы сжали моё запястье с такой силой, что я выронил нож и невольно вскрикнул. Вампир глядел на меня выцветшими белыми глазами. Его ноздри жадно раздувались, а пальцы, только что сжимавшие мою руку, расслабились и лёгкими движениями гладили пульс. Я заметил, как он сглотнул, и почувствовал тошноту. Он же кормился сегодня, почему так голоден? Кто-то из парней его серьёзно ранил? Если мокрец голоден, получается, он их не пил, так? Только сейчас я с надеждой подумал, что возможно Андрей с братом как-то спаслись.
Мокрец улыбнулся мне улыбкой, в которой не было ничего весёлого, и внезапно я вспомнил, что нельзя смотреть ему в глаза. Было тепло, даже жарко, казалось, что салон машины меняет форму, перекручивается, то вытягиваясь, то сжимаясь, перед глазами мелькали блики, такие яркие, что всё остальное казалось сумрачным и нечётким, расползалось. Между бликами невозможно было ничего рассмотреть, а затем и они потускнели, и тьма поглотила меня.
Пришёл в себя я резко, будто кто-то, щёлкнув кнопкой, включил окружающий мир. Мир этот оказался тесным и довольно тёмным. Я стоял в небольшом помещении с бетонным полом, белёными оштукатуренными стенами и низким потолком. Из-под штукатурки местами проступала металлическая сетка. Тускло горела лампочка. Никаких окон. Две двери: одна, обычная - плотно закрыта, другая решётчатая, из толстых прутьев - распахнута. За ней виднелась стена, окрашенная масляной краской. Обернувшись, я совсем рядом увидел мокреца, который глядел на меня почти с нежностью. Он оказался мне по плечо, но от неожиданности я испугался так, что дыхание перехватило.
- Где я?
Не то чтобы я рассчитывал получить ответ на свой вопрос. Нужно было услышать свой голос, чтобы липкий панический ужас не накрыл с головой. Голос прозвучал хрипло и незнакомо, но это помогло.
- Там, где я смогу спокойно поесть, - ответил он приветливо, и, шагнув, положил руку мне на плечо.
Я невольно отшатнулся, но его пальцы вцепились в меня мёртвой хваткой, а вторая рука так же жёстко ухватила за шею.
- Будет больно, но ты потерпишь, правда?
Бесцветные глаза сияли восторгом предвкушения, бледные губы раздвинулись в улыбке, обнажая огромные клыки - мне почему-то казалось, что они должны быть меньше, а цепкие руки тащили меня к жадному рту. Почувствовав холодное дуновение на шее, я только секунду спустя сообразил, что это его дыхание и рванулся изо всех сил, больше не из страха, а от брезгливости. Совершенно безрезультатно. Вампир тихо хмыкнул и промурлыкал:
- Не трепыхайся так, чего доброго порвешь артерию и истечёшь кровью. Стой спокойно.
Его слова меня и напугали, и вселили надежду. Похоже, что он не собирается меня сейчас убивать, а пока жив, есть надежда на побег. Я ощутил удар клыков, резкую боль, и постарался не двигаться. Было не так больно, как я ожидал, но невыразимо противно, я чувствовал движения языка на шее, хватка рук ослабла, теперь мокрец просто обнимал меня за плечи, слегка придерживая и поглаживая, и меня трясло от гадливости. Место укуса стало жечь, всё сильнее и сильнее, пульсирующая боль нарастала, и я закусил губу, чтобы не закричать, а этот гад перехватил меня за руку и стал её выкручивать так, что слёзы на глаза наворачивались. Вспомнились слова Тани, что кроме крови вампирам нужны эмоции, и я с ненавистью подумал, что сейчас этот кровосос наслаждается моей болью. Я чувствовал, что он уже тёплый, почти как человек, и понимал, что осталось потерпеть совсем немного, но тут он рванул мою руку так, что я уже не выдержал и заорал. Этот мерзавец уже опять жёстко зафиксировал меня за шею и плечо, и был неподвижен, я замечал сейчас только лёгкие движения языка, и с облегчением понял, что он уже вытащил клыки из моего тела. Его руки разжались, мокрец сделал шаг назад и замер, откинув голову. На ярких губах блуждала неопределённая улыбка.
Сжав кулаки, я с ненавистью смотрел на кровососа. В его взгляде промелькнуло любопытство, он одобрительно похлопал меня по плечу и снисходительно бросил:
- Отдыхай, кормилец.
Лязгнула решётчатая дверь, щёлкнул замок и мокрец скрылся. Меня трясло от злости и омерзения. Рука сильно ныла, шея зудела. Провёл рукой по шее, посмотрел: крови не было. Жутко хотелось пить, было очень холодно. Я начал осматриваться в своей тюрьме. Сначала подошёл к решётке. Свет за ней погас, но если прижаться щекой с самого краю, можно было увидеть лестницу с узкими крутыми ступенями. Кажется, она шла только вверх, но наверняка я рассмотреть не мог. Попробовал раздвинуть прутья, но они были слишком толстые. Покачиваясь от внезапной слабости и стиснув зубы, чтобы не стучать ими, я пошёл ко второй двери. Рядом с ней был выключатель, я автоматически щёлкнул им и заглянул внутрь. К моему удивлению, это оказался туалет, совершенно не подходящий для камеры. Золотисто-коричневая плитка на полу и янтарно-жёлтая на стенах, выглядели уютно, тепло. Над нестандартно широкой раковиной было вмонтировано горизонтальное зеркало. Лампа горела куда ярче, чем в камере. Я открыл кран и жадно припал к воде. Напившись, ополоснул лицо и осмотрел шею. Она была чистой, за исключением пары точечных ранок, уже покрывшихся корочками. Аккуратный, мерзавец.
Я промокнул лицо крохотным жёлтым полотенцем с изображением щенка, и продолжил осмотр. За унитазом, в шкафчике с белыми эмалированными дверками обнаружились ведро и швабра с двумя тряпками. Одна тряпка была уже затасканная, а в роли второй выступало бывшее банное полотенце. Я придирчиво осмотрел его, нашёл достаточно чистым, вытряхнул и накинул на плечи. Вернувшись в камеру, я сел на медицинскую кушетку, обтянутую дерматином, и проверил карманы. В них ничего не было, перочинный нож и мобильник пропали. Голова кружилась, и я лёг, подтянув колени к груди. Да мне таких кушеток три надо! Усталость и слабость брали своё, скоро я провалился в сон.
Проснулся я рано утром, потому что дико замёрз, попробовал разогреться гимнастикой, но прекратил из-за слабости. Сел на кушетку, массируя и похлопывая себя, и стал ждать неизвестно чего. Часы на руке остались, поэтому за временем я мог следить без проблем. В течение дня ничего не произошло. Очевидно, кормить меня не собирались.