Выбрать главу

Однополчанам

Гимназистом, реалистом и кадетом Начиналась беспощадная война. Голубым необычным светом Жизнь моя теперь озарена. Ничего не тронет и не ранит Закаленных неожиданной судьбой; Мертвые мои однополчане По ночам беседуют со мной. Старшие ― времен Елизаветы, Надо каждого запомнить и учесть Чинопочитание, при этом Не роняя и казачью честь. Младшие ― совсем еще недавно Юность не испившие до дна, Страшно, и таинственно, и славно Вы доверились снегам Каледина, Той зимы семнадцатого года Без которой, уверяют знатоки, Лучшего всемирного похода Не смогли б придумать казаки.

Я знаю

Я знаю ― не будет иначе, Всему свой черед и пора, Не вскрикнет никто, не заплачет, Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата, Бурьян на упавшем плетне, Да отблеск степного заката, Застывший в убогом окне.
И скажет негромко и сухо, Что здесь мне нельзя ночевать, В лохмотьях босая старуха, Меня не узнавшая мать.

«Бурей растревоженная степь».

Москва, 2008

Млечный путь

«В скитаньях весел будь и волен, Терпи и жди грядущих встреч, ― Тот не со мной, кто духом болен, Тому не встать, кто хочет лечь. Простор морей, деревья пущи И зреющий на ниве злак Откроют бодрым и идущим Благословляющий Мой знак. В лицо пусть веет ветер встречный, ― Иди ― и помни: Я велел», ― Так говорил Господь, и Млечный На темном небе путь блестел.
1922

Воспоминание

Крушила, топтала, сжигала, Но до конца не сожгла! Если бы молодость знала, Если бы старость могла!.. Что же! Старость ― как старость! А мне Снится веселый, пригожий Дед на буланом коне.
1949

Звезда

Марии Волковой

Ты все поешь о жизни тесной, Но погляди: в свой час ночной, Какой единственной, чудесной Над нашей страшной нищетой Звезда заветная сияет… Так знай же ты, как кто-то знает, Тебя не видев никогда, Что это верная звезда.
1950

Буян

Памяти Петра Кумшатского

Где-то там, ― за тридевять морей, Под названьем острова Буяна, Есть страна, и я стремлюсь все к ней По волнам ночного океана. Месяцы, года, десятки лет Я стою ночами у штурвала, Сколько раз уже сиял рассвет И заря печально догорала. Днем всегда один и тот же штиль: Франция ― неспешная отрава, Край мой бесковылистый, не ты ль На меня давно имеешь право? Больше нечем мне тебе должать, ― Перепел все песни и напевы, Это право ― мертвому лежать Под Парижем на погосте Женевьевы. И не путеводною звездой, Не моей животворящей силой Ты теперь склонилась надо мной, Над моею склонишься могилой. Но и там, когда остынет кровь, Буду тем же: из подземного тумана Каждой ночью уплыву я вновь В сонный поиск острова Буяна.
1952

«Мы все гости на погосте…»

Мы все гости на погосте, Ожидая вечный дом. Посетят нас также гости, Когда в дом мы перейдем. Будут взрослые и дети, Будет нежность оттого, Будет многое на свете, Кроме сердца твоего.
1953

«Опьянеть от солнечного света…»

Опьянеть от солнечного света, Обойти прозрачные леса И поверить, что долина эта Лучшая на свете. Чудеса Сами знают, ― просим иль не просим, ― Свой, от Бога, предрешенный срок, Как, пришедших на свиданье, восемь Этих мимолетных строк.
1953

Февраль

Сквозь кровь и смерть ордынского пожара, Сквозь дым, чрез муки, пытки и гроба, Нас, уцелевших, провела недаром, Как под уздцы, чудесная судьба. И нам самим неведомая сила С тех пор навек судьбою вручена, ― Недаром смерть нашел в степях Корнилов, Едва покинув гроб Каледина. Над Ледяным и над Степным походом Был тот же ветер. Снежная земля Вела единственным, неповторимым ходом Нас в белые просторы февраля. А он, суровым инеем развеясь, Скрывал следы непрошенных могил. С тех пор февраль наш ― драгоценный месяц. Кто уцелел ― его не позабыл. Вот так всегда своим последним снегом Прикроет все, что замерло давно, А по весне божественным побегом Воскреснет погребенное зерно. Недаром дед мой пел казачьи песни, Недаром верил в Божью благодать, Мой милый внук, казачество воскреснет, Чтоб и другим дать силу воскресать.