- И ты отказался?
- Конечно! Каким бы ни был, Иошинори – сын моего отца, а Ракурай всегда был врагом.
- Благородно…- пробормотала я.- Но сейчас Ракурай пытается объединиться со смертными, обладающими большой духовной силой. Его приспешники пытались "завербовать" и меня, пока твой брат не нанёс защиту, скрывающую меня и мой дух.
- Завербовать?.. Для чего?
- Никто не знает, даже Нобу-сан.
- Ты говорила ему об этом? И он ничего не сказал мне?..- возмутился Кэцеро и вздохнул.- Впрочем, как обычно…
- Наверное, снова посчитал, что придёт время и ты обо всём узнаешь. И снова оказался прав.
Кэцеро закатил глаза.
- Теперь вижу, почему он так тепло о тебе отзывался. Ты – точно, как он!
- То есть, вы всё-таки обо мне говорили?- нахмурилась я.- За моей спиной!
Кэцеро посмотрел на меня с таким замешательством, что я едва не расхохоталась. Но всё же удержалась и даже сжала руку в кулак.
- Интересно, о чём? Если нельзя было сказать это мне в лицо!
- Ничего… особенного… просто…
Щёки полудемона вспыхнули – это было заметно даже в мелькающих отблесках костра, и моя "ярость" дала трещину. Я захихикала, прикрыв рот ладошкой. Кэцеро вскинул на меня растерянный взгляд, но недоумение тотчас сменилось обидой.
- Опять меня дразнишь!
- Не злись… пожалуйста,- я перевела дух.- Ты всегда так реагируешь… Невозможно устоять!
Напряжённое лицо полудемона расслабилось, по губам скользнуло подобие улыбки.
- На тебя трудно злиться, Аими… Точнее, трудно злиться долго. Я не хотел вести тебя к ториям, но Нобу-сан меня убедил. Об этом мы говорили… кроме всего прочего.
- Не хотел?- я мгновенно забыла о весёлости.- Почему? И как он тебя убедил?
Кэцеро поскрёб затылок и жалобно покосился на меня. Я непонимающе пожала плечами.
- Как сказать, что не хочу это говорить, но, чтобы ты не обиделась?
- Так и скажи…- опешила я.
Он облегчённо вздохнул и довольно объявил:
- Не хочу это говорить!- и тут же начал старательно вертеть над огнём тушку филина.- Мясо фукуро довольно жёсткое, но, если как следует прожарить со всех сторон, вполне съедобно!
- По крайней мере, тему разговора ты меняешь очень ловко…- пробормотала я
- Правда?- просиял Кэцеро.- Ты ведь говорила, я веду себя грубо… боялся тебя обидеть… Но, оказывается, уйти от неловкой темы не так уж и сложно!
- Быстро же ты учишься.
Кэцеро мгновенно помрачнел.
- Как если бы у меня было время… научиться,- и снова принялся крутить над огнём тушку несчастного "фукуро".
Как ни странно, "прожаренное со всех сторон" мясо в принципе несъедобной птицы, действительно оказалось сносным на вкус. Покончив с трапезой, мы ещё немного поболтали, на касаясь "неловких" тем. А, засыпая, я впервые подумала, что, вернувшись домой, буду, пожалуй, скучать и по Кэцеро. В последовавшие дни это ощущение только усилилось…
[1] Мудзина – в яп. мифологии барсук-оборотень.
Глава 9
Равнины сменялись лесами, леса – равнинами. Иногда на пути попадалась река, один раз – горячий источник, в котором мы искупались – по очереди. Я в шутку предложила забраться в воду одновременно, но Кэцеро густо покраснел, и я тут же призналась, что просто дразню его. Камикадзе, быстро оправившийся от отравления, даже набрал вес – Кэцеро тащил для него яйца десятками, и зверёк поедал их, не зная меры.
- Он становится всё тяжелее. Ещё немного, и отправлю его спать на твоей груди!- не выдержала я, когда Кэцеро в очередной раз вывалил на землю содержимое гнёзд со всей округи. По лицу полудемона пробежала тень.
- Ещё немного, и это случиться неизбежно,- и отвернулся.
По мере приближения к ториям, подобные перепады настроения случались у него всё чаще. Я делала вид, что не замечаю ни этих вспышек, ни тоски, постоянно мелькавшей в устремлённом на меня взгляде. Шутила и подтрунивала над Кэцеро, как никогда, но при мысли, что скоро, вместе со всей реальностью, оставлю за ториями и его, на глаза наворачивались слёзы. Казалось, Камикадзе тоже чувствовал надвигающуюся разлуку и почти всё время проводил у меня на руках. Хотя, может, из-за набранного веса ему было трудно подниматься в воздух? Как же всё-таки тяжело оставить здесь их обоих... Если хорошенько подумать, этот мир не так уж и плох. Просто я в нём – чужая, и так будет всегда…