Онемев от отвращения, я смотрела, как тонкие пальцы обвиваются вокруг моих рук, как он медленно подносит мои ладони к своему ухмыляющемуся рту... Когда его неразличимые губы коснулись моей кожи, её будто обжёг язык пламени... и меня вдруг озарило – огонь! Перед глазами замелькали образы: замок похитившего меня самурая, тела мёртвых сохэев, израненный Дэйки и пламя, полыхающее до потолка. Циновки и ширмы – отличное "топливо"! Стоит лишь опрокинуть светильник в момент, когда Ракурай ожидает этого меньше всего... Это меня не спасёт, но хотя бы даст отсрочку! Оцепенение, сковавшее, когда ёкай сжал мои ладони в своих, отпустило, я даже смогла улыбнуться.
- Ты добр ко мне, Ракурай-сама.
Неизменная ухмылка стала шире. Он мягко увлек меня вглубь алькова – мимо створок с ветвями сакуры к футону с подушечками-валиками. У изголовья мерцали два светильника. Но, будто читая мои мысли, Ракурай усадил меня на самый край футона далеко от них и, опустившись рядом, легко провёл ладонью по моим волосам.
- Всё же я пугаю тебя, Аими-сан. Почему? Ты ещё не была наедине с мужчиной?
Я закашлялась от неожиданности и, прикрыв рот рукавом, чуть отодвинулась, стараясь приблизиться к светильнику. Но Ракурай снова уменьшил расстояние между нами.
- Тебя смутил вопрос?
- Разве способность видеть мой дух, не может дать на него ответ?
Тихий смех.
- Мне всё больше нравится беседовать с тобой, Аими-сан.
- Тогда, может, побеседуем о месте, "окружённом кольцом заклинаний"?- с готовностью предложила я.
- Почему бы и нет? На любезность следует отвечать любезностью. Ты развлекла меня историями о твоём мире. Я поведаю тебе о тайнах моего.
Я не верила ушам – вожделенная отсрочка, которой собиралась добиваться такой дорогой ценой...
- Ты слышала о "живых Буддах", Аими-сан?
- Нет... Не очень знакома с понятиями буддизма.
- Так называют монахов, прошедших ритуал сокушимбуцу. Это длительная и довольно мучительная практика, проводящаяся в три этапа по тысяче дней каждый. В первые тысячу дней монах, пожелавший стать воплощением Будды, питается лишь орехами, семенами и ягодами, теряя вес. Следующие тысячу дней он употребляет в пищу кору и корни, а также чай уруши из сока ядовитого лакового дерева, постепенно отравляя и иссушая себя. По истечении этого срока, когда кожа монаха становится подобной листу момидзи[2], а сам он близок к смерти, его ослабевшее тело помещают в каменную гробницу. С внешним миром её соединяет лишь небольшое отверстие, в которое помещают бамбуковую трубку – через неё монах дышит всё оставшееся ему время. Рядом с будущим воплощением Будды оставляют колокольчик. Монах звонит в него, сообщая, что ещё жив. Как только звон прекращается, трубку вынимают, отверстие запечатывают, а ещё через тысячу дней гробницу открывают и извлекают из неё тело. Если гниение его не коснулось, монах считается достойным звания "живого Будды" и причисляется к святым. Тело его омывают, одевают в богатые одежды, помещают в храме и поклонятся ему, как божеству.
- Какой ужас...- поёжилась я.- Он добровольно сначала мумифцирует, а потом погребает себя заживо?..
- Люди – странные существа. Их невозможно понять.
- А ты пытался?- усмехнулась я.
- Время от времени,- ухмыляющаяся физиономия чуть склонилась к моему лицу.- Когда встречалась особенно интересная особь.
- Какое отношение имеют монахи-самоубийцы к месту, окружённому заклинаниями?- быстро спросила я.
Ракурай сложил на груди руки, спрятав в рукавах кисти – словно давая понять, что пока переходить к "действиям" не собирается. Я не смогла подавить вздох облегчения.
- В ладонях одного из них – чаша, о которой я говорил. Это чаша для сбора подаяний, хоши[3] путешествуют с такими по деревням. Та, что нужна мне, высечена из камня самим Буддой. И кто, как не его живое воплощение, должен был стать её хранителем!
- Думала, этих "живых воплощений" – несколько.
- Пытавшихся стать "живым воплощением" – несколько,- поправил Ракурай.- Но тело подвергшего себя сокушимбуцу должно оставаться нетленным, а это удалось лишь троим. Останки одного покоятся в храме Дайнити-Бу, останкам другого поклоняются в храме Нангаку, а останки третьего, самого почитаемого из всех, стали "подставкой" для чаши великого Будды.