Если бы Дэвиду кто-нибудь ещё совсем недавно сказал о том, что он способен изменить Илоне, Дэвид, не задумываясь, съездил бы нерадивому шутнику по физиономии. Но теперь… Выражаясь кратко, на Дэвиде сказались долгие месяцы одиночества, и лишь только поэтому, повстречав Эджину, он не смог перебороть это чувство. Оно возникло и переполнило всё его существо.
Тем временем в окно, забранное железными прутьями, смотрели молчаливые звёзды, а над Дэвидом и Эджиной опустила свои крылья ночь, сильная и всемогущая в своём, предоставленном ей, времени.
Но, как и всё в мире, ночь не могла длиться вечно. И она схлынула, будто волна, стремительно набежавшая, но отступившая в изнеможении, не найдя в себе больше сил противостоять мощному отпору прибрежных камней.
Дэвид проснулся с первыми просачивающимися сквозь оконце солнечными лучами, посмотрел на лежащую рядом Эджину. Она была восхитительно красива, но совсем непохожа на Илону. У неё были тёмные волосы, глаза мечтательно-зелёного цвета и лёгкие, словно крылья ласточки, брови, изумительно тонко выведенные рукой неведомого художника. Под пристальным взглядом Дэвида Эджина открыла глаза, зевнула и улыбнулась, беря его за руку.
— Как ты здесь очутился, такой милый и непохожий ни на кого, среди всей этой швали? — произнесла она, приподняв голову и заглядывая в его глаза.
— Не знаю, — отвечал он. — Это было как сон, как прекрасный сон: и этот мир, и эта чудная ночь, и ты. Я не знаю, как всё произошло.
— Ну что ты, что ты, — быстро заговорила Эджина. — Тебе ли себя винить. Посмотри вокруг. Думаешь, мне легко видеть вокруг себя эти сытые самодовольные рожи? А хочется чего-нибудь нормального, человеческого…
Она приподнялась на локте.
— Поэтому приходится постоянно играть с судьбой в прятки, строить из себя что-то неестественное, и всё только потому, что иной быть в этой сумасшедшей жизни невозможно.
Дэвид поцеловал её в щёку, обнял за плечи, сказал:
— А почему ты не хочешь бросить всю эту надоевшую паршивую жизнь?
— Я не то что не хочу. Не могу. Она меня затянула как наркотик и не выпускает обратно.
Эджина замолчала.
Дэвид поднялся с роскошной, неведомо кем принесённой сюда кровати, романтично смотревшейся среди руин древней мечети, надел на себя всё, что было в его распоряжении, не притрагиваясь однако к саквояжу, и выглянул в окно. И вовремя. Совсем уже недалеко маячили синие расплющенные пилотки приближающегося патруля.
30. Бросок через пространство
Дэвид подбежал к Эджине, быстро помог её одеться. Времени на размышления не было.
— Мы можем как-нибудь уйти отсюда незамеченными? — спросил Дэвид, обнимая её так, как будто им сейчас предстояло расстаться навеки. Эджина отрицательно качала головой.
— А как же та установка, что должна перебросить нас через гиперпространство? — не унимался Дэвид. — Где она?
— Здесь, — отвечала девушка.
— Так что же мы стоим? Вперёд! — он рванул на себя саквояж, схватил её за руку, в последний раз осмотрел место, где они так неплохо провели эту неземную ночь, и бросился к подземному ходу.
Вдалеке уже отчётливо слышалась грубая брань «индюков», залезших в воду и теперь нетерпеливо определяющих направление.
Эджина остановила Дэвида, когда он уже собрался проскочить мимо очередного подземного ответвления, и они вместе, большей частью на ощупь — из-за всё реже и реже попадающихся проломленных стен, а, вместе с ними, и лучиков света — стали пробираться друг за другом в кромешной темноте. Всё чаще за спиной раздавались требовательные голоса патруля, всё ниже становился потолок. Дэвиду приходилось теперь идти в таком скрюченом положении, что он стал больше походить на знак вопроса, согнутый «в три погибели» в низеньких монашеских переходах. Вдруг Эджина остановилась, протянула руку, набрала какой-то цифровой пароль, в результате чего дверь провалилась куда-то вниз. Они вошли в комнату, которая, лишь только нога Дэвида опустилась на пол, осветилась со всех сторон ярким дневным светом.
— Вот мы и пришли, — сказала Эджина. — Я, по правде говоря, не имею права запустить установку. Но если другого выхода нет…
Дэвид тут же оказался возле неё.
— Эджина, милая, я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.
Она грустно улыбнулась. Потом спросила:
— А что, если учёные ошиблись? Тогда мы растворимся в вакууме, сгорим в энергетической печи, включённой нами.
Дэвид задумался. Стоило выбрать из двух зол меньшее.
— А что будет, если нас обнаружит патруль? Может быть, это выход из положения, — не унимался Дэвид, так как верил, что безвыходных ситуаций не бывает.