— Остался.
Крейз протянул ему загнутый с одной стороны металлический стержень с полукруглым циферблатом посередине.
Огинс установил на нём необходимый радиус действия, обозначив относительно безопасную эру. Потом посмотрел на людей, с надеждой и с какой-то безысходностью в глазах смотревших на него.
— Всё будет в порядке, — заверил их Стеф, хотя и сам не знал, правда это или нет. Ему просто очень хотелось в это верить.
— Всем собраться на расстоянии тридцати шагов от меня.
Люди задвигались, расположились плотно вокруг капитана. Простым нажатием кнопки он включил прибор именно в тот момент, когда из-за поросших кустарником прибрежных холмов показался первый динозавр.
48. Девушка мечты Дэвида Джеффри
Как часто жизнь определяет
Черёд событий и судеб.
Нелепо свечка догорает,
И кто-то строит свой же склеп.
Лазоревая дымка висела над окружающим миром и трепетала, будто большая стая мотыльков, застигнутая врасплох в полнолуние. Белые мохнатые облака были похожи на белых медведей, устало, но неутомимо бредущих по поскрипывающему снежному настилу. Лёгкие воздушные стрелы подгоняли облака и создавали впечатление колышущейся водной глади, наблюдаемой под прикрытием вечерних сумерек.
В томной небесной глубине, видящей под собой лишь зеленоватые воды океана, вырисовывающиеся то здесь, то там бархатистыми барашками; в сияюще-надменной небесной вышине, спорящей со всем остальным миром, доказывая своё несомненное превосходство и невиданное величие, ниспосланное высшими силами; в благоухающей высоте поднебесья, несомый извечными странниками неба, хранителями мира и спокойствия, над водами океана, под лучами солнца плыл, растворяясь в своём красочном полёте, самолёт. У штурвала самолёта сидел, внимательно всматриваясь вдаль, наш Дэвид. Вокруг были облака, подсвеченные лучами полуденного солнца. Океан расступался, набухая плотными раскинувшимися кольцами величественного порта. Самолёт летел теперь над большим оживлённым городом. Земля приближалась, здания вырастали прямо на глазах, встречая нарядом лёгких архитектурных форм. Дэвид вёл самолёт на снижение. И вот, словно придвинутый неведомой силой, самолёт пошёл на посадку по взлётно-посадочной полосе аэропорта Хакари. Шасси были выпущены; и, когда частое подрагивание самолёта возвестило о том, что посадка прошла успешно, Дэвид на мгновение расслабил руки и позволил себе улыбнуться вошедшей стюардессе — миловидной чернобровой девушке с южными чертами лица.
Это был его последний полёт перед уходом в отпуск, и Джеффри искренне радовался, что ни от кого теперь не будет зависеть: ни от начальства, ни от метеосводок, ни от чувства долга, которым ему так часто за всё это время приходилось руководствоваться. Это было хорошо: почувствовать себя свободным человеком.
«И, главное — никаких обязательств», — грозно сказал он себе. — «Никому!» Он не выдержал и рассмеялся. Помощник сочувственно посмотрел в его сторону. «Ну, вот, уже жалеют», — отметил Дэвид про себя. «Думают, частые рейсы сказываются у меня на психике. К чёрту!», — послал он всех и самого себя заодно. Разговор о его пригодности в связи с излишней эмоциональностью Дэвида ужасно злил и расстраивал.
Наскоро распростившись с товарищами — знакомыми и незнакомыми — и, расписавшись во всех необходимых бумагах, он снова обрёл весёлое расположение духа и даже выбежал по лестнице, прыгая через одну ступеньку.
Однако захотелось ещё раз посмотреть на самолёты, на тот, на котором он только что летел и был ответственен за жизни людей. Но посмотреть по-нормальному: не с той, своей стороны, а с другой, противоположной, и потому малознакомой и притягательной, со стороны встречающих, переживающих и просто ожидающих, узнающих отмены и переносы рейсов; со стороны обыкновенных людей, для которых небо — не работа.
Он поднялся на второй этаж вознесшегося здания аэропорта, протиснулся к балконным поручням, подставляя лицо знакомому ветру, который он в ближайшее время будет лишь вспоминать. Дэвид смотрел то на один самолёт, то на другой. Все они были разными, со своим прошлым и настоящим, со своими характерами и привычками, повадками, сказывающимися на манере поведения на земле и в воздухе. По сути дела, они были такими же людьми. Но с одним отличием. Они редко изменяли. А если это и происходило, то измена всегда становилась роковой, и притом для всех.