Ее прибытие прошло хорошо, она взглянула в зеркало в ванной, и когда она увидела, что поезд прибыл на станцию, она еще раз взглянула на себя, и была удовлетворена, помада, жгуче-красный цвет, который она нанесла на губы, был решительно жгуче-красным, и это было то, чего она хотела, именно этого, чтобы этот красный цвет горел, как мак, на ее губах, под глазами все еще оставалась небольшая тень, но она почти исчезла, как всегда, ее пышные светлые волосы, зачесанные назад, подчеркивали ее светло-голубые глаза, шарф выглядел хорошо, пальто выглядело хорошо, ее чулки выглядели хорошо, ботинки были в полном порядке, поэтому она сказала себе, что
пришло время ей позаботиться об этом, и она словно вышла на сцену, она начала действовать: она сошла с поезда, и люди стали замечать ее, как только она подошла к вокзалу, о чем она, конечно, знала, она была способна сразу заметить все взгляды, направленные на нее, и, конечно, она научилась этому у своей матери; она также заметила те, которые не были направлены на нее, потому что, конечно, оставался вопрос, как это возможно, и кто эти люди, и почему они не интересуются ею, ею со всеми ее врожденными качествами, но теперь она не беспокоилась об этом, она поняла, что означает количество этих взглядов в этот утренний час: они заметили, что она приехала, такси начали катиться к ней почти сами собой — клянусь, один из водителей рассказал в ту ночь на стоянке для подогрева, я даже не нажимал на газ, моя машина сама покатилась к ней, так ей было жарко, и она двигалась так, горячая цифра, по заранее составленному плану; она пересекла площадь перед вокзалом, направляясь к началу бульвара Мира, и среди множества скопившихся там такси она пропустила одно, села и быстро, презрительно сказала: в редакцию, а таксист даже не спросил, в какое, он сразу понял, что ей нужна оппозиционная газета, и он отпустил сцепление осторожно, словно вез хрупкую бабочку, однако молодая леди была кем угодно, только не хрупкой бабочкой, она была довольно крепкого телосложения, несколько женских взглядов остановились на ней, когда они оглядели ее с ног до головы, уже в центре города, где она заплатила таксисту и пошла пешком в указанном им направлении, крепкое телосложение, широкие бедра и плечи, с немного полноватыми чертами лица; я знаю — ее собственный взгляд резко ответил этим другим взглядам — я знаю, сверкнули эти голубые глаза, кто я, в то время как вы все знаете, черт возьми, вы, кучка высохших, трусливых, провинциальных шлюх
... вот что говорили эти два неоновых глаза и ее лицо, когда она прокладывала себе путь сквозь них, потому что это было ее привычкой, как и у ее матери, она всегда шла вперед во весь опор, ее мать пыталась отучить ее от этой привычки сто раз, тысячу раз, но это было не так-то просто, у нее был взрывной характер, как будто что-то всегда подгоняло ее, и поэтому неистовый темп оставался, по крайней мере, думала она теперь, что доберется туда быстрее, и так оно и было, она нашла место за считанные минуты, следуя указаниям таксиста, и она жужжала у двери здания, и с этого момента не было никаких препятствий, они смотрели на ее ноги в чулках, только на поверхность, но мужские взгляды пересекали возвышения пальто вверх и
вниз, подкрались к великолепному пышному рту и его алой алости, прямо к этим голубым глазам, которые сразу же околдовали их, и двери открылись сами собой, они подошли, они провели ее внутрь, сюда, они указали ей, и повсюду были лица с улыбками узнавания — маслянистые, самодовольные деревенские провинциалы, она улыбнулась им в ответ
— и она мягко поблагодарила, наконец, ее проводили в комнату, которая явно могла быть только логовом главного редактора, кофе? осторожный женский голос, немного обиженно, спросил за ее спиной, да, пробормотала она в ответ, даже не оборачиваясь, и просто села в кресло, которое придвинули к огромному столу, и время от времени скрестила ноги в чулках, и она рассказала ему, зачем она здесь, призналась она со всей искренностью: она была настолько неопытна в таких делах, что сначала действительно не знала, стоит ли сюда приходить, ну, но конечно, конечно, конечно, сказал пульсирующий человек с другой стороны стола, самая лучшая из возможных идей, какую только можно было вообразить, а именно это дело, поскольку он — этот кто-то, указывавший на себя из-за письменного стола, — мог судить, было настолько серьезным, что как представитель средств массовой информации — и он мог с уверенностью заявить, как представитель средств массовой информации с максимально возможной аудиторией читателей, что он более чем счастлив протянуть руку помощи; ну, молодая особа, только что приехавшая из столицы, ответила, она очень любезно поблагодарила его, но вообще ей больше всего было нужно, чтобы ее собственное скромное дело получило некоторую огласку, так как без этого она чувствовала себя такой слабой —