Она прошла через абонемент почти на цыпочках, затем свернула в коридор, где уже чувствовала нервозность в животе, затем тихонько постучала в дверь директора, она чувствовала, как всегда, когда ей нужно было идти к нему по делу, которое больше нельзя было откладывать, что она едва могла пробормотать одно слово, и изнутри она услышала его энергичный бас, она нажала на ручку и сделала шаг, но только просунула голову, а тем временем держалась за дверь, вернее, вцепилась в нее, и сказала, что не знает, будет ли это интересно директору, но сегодня было так, как будто вся библиотека, весь абонемент, весь читальный зал ушли
сумасшедшая — войдите, Эстер, — обратился к ней директор своим энергичным басом, — да, сэр, она вошла в его кабинет, но осмелилась сделать только несколько шагов и тихонько закрыла за собой дверь, чтобы не было слышно, потому что вот что происходит, сэр, я вам говорю, они возвращаются
. . . нет, это не совсем так сказано. . . они возвращают книги, обычно мы месяцами шлём им уведомления, и никакой реакции, а теперь они возвращают все книги даже без уведомления, а срок выдачи ещё не истёк, они просто возвращают все книги, и вот они стоят, сэр, сваленные на моём столе столбиками, и я едва справляюсь со всей работой, сэр, но я не поэтому вас беспокою, потому что если так, то так, но — скажите мне, Эстер, директор снова опустил серьёзный взгляд на документ, который он только что изучал перед собой на письменном столе, показывая, что ему либо неинтересно, либо он уже всё об этом знает, вероятно, уже знал, это мелькнуло в голове Эстер, но она просто продолжила, потому что теперь ей нужно было сказать это до конца: а тем временем они ругаются — тут она понизила голос — что они ругаются, спросил директор, не поднимая своего серьёзного взгляда —
ну, барон, сэр, энтузиазм был так велик, вы, конечно, помните, что здесь творилось целую неделю, так вот, теперь они говорят об этом так грубо, говорят то, сё и третье, и один из них сказал, что он взял путеводитель по Аргентине не для себя, а для своей бабушки, а другой сказал, что он взял книгу по ошибке, потому что это была не та, которую он хотел, а другая, только я не могу сейчас вспомнить, какая именно, одна из тех хороших длинных, вот что он сказал, сэр, это сущий цирк — ну да, сказал директор, есть что-нибудь ещё? — но он не поднял глаз, и Эстер знала, что их разговор будет коротким, поэтому она быстро упомянула, что был даже кто-то, кто сказал —
возвращая Дона Сегундо Сомбру , он сказал: эти гнилые гаучо , можете ли вы себе это представить, директор, сэр, чтобы кто-то просто так сказал об этом удивительном романе, гнилые гаучо, я не понимаю людей — но я понимаю, Эстер, директор теперь поднял голову и поправил очки, которые из-за сильных линз делали его глаза вдвое больше, потому что, сказал он, ему было ясно — и он уже вкрадчиво улыбался — потому что то, что должно быть нашей отправной точкой здесь, в Городской библиотеке, Эстер, помните, что я вам говорил, я не люблю цитировать себя, но помните — да, сэр — ну так вот, на что я обратил ваше внимание, спросил он, и он поджал губы, и он посмотрел на свою
подчиненный, ожидая ее ответа, но она знала, что он не ждет ее ответа, а скорее делает паузу, чтобы затем дать как можно более точную формулировку для вопроса, который он только что задал, для этого брифинга , так сказать — Эстер из библиотеки, выдающей книги, всегда хранила в себе эти высказывания директора — я говорил о том, как, если вы помните — да, я помню, сэр — о том, как мы здесь, в Городской библиотеке, должны сделать человеческую природу нашей отправной точкой, человеческую природу, которая, безусловно, формируется текущими событиями, слухами, модой, а именно манипуляциями, и эта человеческая природа слаба, Эстер — директор теперь снял очки, начиная массировать переносицу, где виднелась маленькая красная вмятина, и поскольку Эстер особенно благоговела перед этой частью его лица, с этого момента она едва могла даже обращать внимание на то, что он говорил — потому что о чем мы здесь говорим, продолжил директор, мы говорим о том, что наши читатели всего несколько дней назад услышали о пришествии своего искупителя, о событии, о о котором здесь, в холодной трезвости библиотеки, у нас было несколько иное мнение, помнишь — Эстер не помнила, но охотно кивала и не перебивала, чтобы не мешать потоку его слов, потому что хотела услышать все сразу, — что наши читатели (при всем уважении к исключениям) порой, и особенно в таких напряженных ситуациях, ведут себя как дети, не так ли, Эстер, спросил он ее, и она снова кивнула в знак согласия, — потому что теперь они хотели бы отрицать, что они вообще имеют какое-либо отношение к этой конкретной ситуации, и мы могли бы даже сказать, что они не имеют, может быть, мы можем позволить себе такое признание в холодной трезвости этой библиотеки, не так ли, Эстер — конечно, мы можем, Эстер запнулась, — более того, если кто-то захочет узнать, что случилось с нашими читателями, ну, я скажу тебе: выяснилось, что они сами себя разоблачили, ничего не зная об Аргентине , и это то, что мы (как взрослые, работающие здесь, в этой библиотеке а не дети) должны отфильтровываться; таким образом, если их энтузиазм угас, нам нужно инициировать специальную программу, скажем, под названием «Южноамериканский континент как зеркало современного мира», или что-то в этом роде — какая блестящая идея, пробормотала Эстер перед дверью, все еще держась за дверную ручку за собой, — потому что наша единственная задача, здесь, в Городской библиотеке, это распространение эрудиции, обучение, повышение общего уровня знаний, и это не наша забота — директор вынул из бокового кармана салфетку для очков и начал протирать толстые линзы своих очков