подошли туда, как будто собираясь пойти и привести их, что дверь открылась и появились эти четверо ни на что не годных пьяниц, но, что ж, слуга Господень должен был готовить из тех ингредиентов, которые были ему доступны, и вот они отправились к месту захоронения, священник пел и тряс кадилом, а эти четверо только стонали, как будто им доверили поистине монументальное задание, трое из них, однако, должны были только тянуть ручную тележку, в то время как четвертый просто должен был следить, чтобы гроб оставался на месте, пока они тащили его к могиле; ну, что касается этих — священник время от времени с негодованием поглядывал на них — они даже с этим не могли справиться как следует, потому что гроб постоянно скользил туда-сюда на ручной тележке, и либо этот четвертый человек был самым некомпетентным на всем белом свете, либо остальные трое не удосужились проявить хоть немного осторожности, потому что они просто тащили эту ручную тележку вперед как сумасшедшие, нисколько не заботясь о выбоинах и небольших холмиках на тропинке; гроб соскальзывал то на одну сторону, то на другую, а человек сзади просто прыгал изо всех сил, пытаясь не дать гробу соскользнуть, но что ж, он продолжал скользить, и иногда так круто, что этому четвертому человеку приходилось кричать остальным: СТОП! СТОП! , затем он поправлял гроб, затем они снова отправлялись в путь, и все это продолжалось, но эти три бездельника впереди ни о чем не заботились, только о том, чтобы поскорее добраться до той могилы, а четвертый только прыгал из стороны в сторону, и последние пятьдесят метров четвертый только и делал, что кричал: СТОП! СТОП! – однако у могилы всё прошло как нельзя более гладко, потому что могильщики были заинтересованы только в том, чтобы закончить как можно скорее, и священник чувствовал то же самое, поэтому он просто пропел одну-две молитвы, затем окропил святой водой, два-три раза взмахнул кадилом, наконец, комок земли, и, наконец, он уже сцепил пальцы вокруг Книги Книг, и он оставил их там, пусть они закончат свою работу, он не собирался задерживаться ради этого, он не был настолько глуп, чтобы ждать, пока они опустят гроб, потом будут терзать эту глинистую, грязную землю, потом воткнут крест в землю, о нет, он не собирался задерживаться ради этого, он поспешил в небольшую постройку кладбищенского сторожа, быстро вернулся в тепло, сел возле печи, сложил руки, закрыл глаза и молил об отпущении грехов для себя и усопшего, а также для каждого существа в творении, особенно для тех, кто был в нужде, кто был предоставлен самому себе, кто остался один
На земле, но не на небе, сказал себе священник, не на небе, потому что там с ними Господь. Он подложил ещё дров в огонь.
OceanofPDF.com
РУИНЫ
OceanofPDF.com
ВЕНГЕРАМ
Свободная пресса для него — всё, сказал он, сидя в кресле перед большим столом главного редактора, ничто не имело для него такого значения, как свободная пресса (и это было верно с тех пор, как его избрали), потому что свобода прессы равнозначна свободе граждан этого города, а значит, и его собственной, а именно — пояснил он, яростно жестикулируя, потому что у него почему-то не сложилось впечатления, что главный редактор, сидящий за столом, действительно убеждён его словами, — свободная пресса и он (он указал на себя) — одно и то же, если нет свободной прессы, то и он не свободен, и наоборот, он надеялся, что главный редактор понял, что он пытается донести, потому что этот так называемый трактат — как его ещё назвать, — который появился в этой газете, был не более чем бессвязной каракулей, грязной инвективой против всего, что было для них самым важным в этом городе, в этой стране; Давайте объявим, заявил он, это кучей мусора — поэтому, по его мнению, его надлежащее место было в мусорном ведре, и он мог только сожалеть — а именно сожалеть глубоко — что главный редактор, а также этот новостной орган, самый трезвый в городе, который больше всего заботился об интересах граждан, не разделяли его мнения, это должно измениться, и пока этого не произошло, он настоятельно просил, чтобы они отправили это «сочинение» туда, где ему самое место, в это мусорное ведро, потому что он был убежден, где оно должно закончить свой путь, потому что нет — он покачал головой, он просто не мог понять, на самом деле он не мог себе представить, что произойдет, если вся эта куча мусора будет выставлена напоказ публике; он действительно ценил то, что помимо двух телеканалов (только что закрытых из-за последних событий) и официального представителя правительства, единственным сохранившимся печатным органом — и никогда не лишённым критической точки зрения — была эта газета, он действительно